Маска на лице Нарази дрогнула, и он часто заморгал.

— Среди заложников женщины и дети. Ты убьешь их через восемь часов. Разве я не должен был попытаться спасти их?

С минуту Аламзеб ходил кругами по неуютному кабинету начальника станции и сверкал глазами- маслинами. Затем вплотную подошел к Ксану:

— Я не забыл твоего обмана. — В его голосе проскользнуло волнение.

— Тогда я не мог сказать правду. Тебе и так было несладко, а такое известие. Ты мог просто сломаться. В той ситуации говорить правду — было бы предательством.

—Предательство — давать необоснованную надежду, которую потом приходится отнимать! — вспылил Нарази.

Возникла пауза. Афганец колебался, в нем явно происходила внутренняя борьба. Чтобы как-то повлиять на ее исход, Ксан прибегнул к последнему, козырному доводу.

Неожиданно для всех бандиты отказались от своих требований. Они пообещали освободить всех пассажиров, при единственном условии: власти не станут преследовать террористов и предоставят им вертолет для беспрепятственного вылета. Пакистанцы, недолго думая, согласились, и Нарази получил «МИ-11» с полными баками.

— В ноябре 2001 года я и впрямь соврал, — признался Ксан. — Тогда все эти талибы из посольства под Богом ходили, их вот-вот должны были сцапать и американцам отдать. Или оставили бы гнить в каком-нибудь зиндане.

Согласись, при таких обстоятельствах трудно сообщать человеку, к которому питаешь некоторую симпатию, что его семью убили, буквально растерзали. В Самангане головорезы Достума устроили настоящую резню. И первым делом пострадали те, кто служил талибам, их родственники.

— Выходит, вранье тебя выручило. Нарази оценил «ложь во благо» и отплатил добром?

—Напротив, он разозлился на меня и был, в общем- то, прав. Скрывать от человека горькую правду, — это не милосердие, а глупость. Что говорить, тогда я дал слабину, эмоции взяли вверх над разумом.

—Ничего не понимаю! Ты меня просто запутал! Нарази не отомстил тебе, значит, поступил благородно.

— У пуштунов свой кодекс чести, который запрещает причинять зло друзьям, тем, кто к тебе хорошо относится. Ложью я обидел Нарази, но вместе с тем доказал, что он мне небезразличен. Разве станешь оберегать от неприятных известий человека, если полностью к нему равнодушен? Кроме того, — Ксан посмотрел вокруг, не найдя урны, швырнул окурок на мостовую, — не исключаю, что сработал мой последний довод.

Увидев в моих глазах вопрос, пояснил:

—Я сказал Нарази, что предложение талибов, которое он изложил в ноябре 2001-го, рассмотрено положительно. Прошло несколько месяцев с начала боевой операции в Афганистане и русским стало ясно, что их пути с американцами расходятся, те все гребут под себя. Мы, мол, искали возможности довести это до сведения афганского сопротивления, а тут Нарази устроил теракт, который обязательно все пустит под откос. Вот так я сказал. Опять солгал. Ну, солгал, я от тебя ничего не скрываю.

— И он попался на эту удочку?

Ксан поджал губы.

— Это я сейчас так упрощенно излагаю, а тогда я был очень убедителен.

— Так Нарази поверил? — настойчиво повторил я.

— Поверил, не поверил. — раздраженно протянул Ксан. — Сомневался, конечно.

— Но в таком случае.

— Допустим, он понял, что я очень о наших женщинах и детях забочусь и не хочу, чтобы они умирали. Не хочу, чтобы их постигла участь его собственной семьи. И ради этого даже готов втереть ему очки насчет политических планов России.

—Доброта и благородство всегда вознаграждаются, — с пафосом заявил я.

—Не всегда, — сухо возразил Ксан. — Нарази улетел на вертолете вместе со своим отрядом. До границы было всего несколько километров, однако пересечь ее им не удалось. «МИ-17» сбили ракетой, он рухнул на землю и сгорел дотла.

Ксан влез в тесный салон «москвича», и водитель сорвал свой тарантас с места.

Мост Джинджа Чича взорвали в шесть часов вечера, через несколько секунд после того, как через него проехал лимузин президента. Ухнули двести пятьдесят килограммов пластиковой взрывчатки, заложенных в горизонтальные балки. В соседних домах полопались стекла, жильцы и прохожие на время оглохли.

У моста и у тех, кто на нем находился, не оставалось ни малейшего шанса. Бетонные плиты и обломки стальных конструкций посыпались в мутные воды речки Нулла Ле, а темное облако из мусора, пыли и каменной крошки взметнулось на десятки метров. Автомобиль с бойцами охраны (группа спецреагирования, созданная гендиректором военной разведки Тариком Маджидом) подбросило вверх, на пару мгновений он застыл в воздухе. Это было диковинное зрелище: черная махина, зависшая над разрушенным мостом, словно сказочный летательный аппарат. Очевидцы утверждали, что у автомобиля бешено вращались колеса, не находя соприкосновения с землей, а командир Шабир Мумтаз палил сквозь расколотое ветровое стекло.

Лимузин президента не успел далеко отъехать, трях­нуло его здорово. Да что ему сделается! Это настоящая крепость на колесах, способная двигаться с пробитыми, даже полностью изорванными шинами. Броня устоит против гранатомета, выдержит химическую или био­логическую атаку. Конечно, не успей президент проско­чить Джинджу Чичу, не помогли бы никакие ухищрения, сгорел бы как миленький.

Выручил установленный на лимузине джаммер. Этот прибор, относившийся к категории высокоточного кон­тртеррористического оборудования, испускал магнитные импульсы и блокировал радиосигналы, активировавшие взрывное устройство. Именно поэтому, когда лимузин приблизился к Джиндже Чиче, адская машина не сработала. Пятьдесят секунд спасли жизнь главы государства и погубили его охранников.

Случившееся стало сенсацией. В самом центре Равал- пинди, в двух шагах от резиденции председателя Объединенного комитета начальников штабов (президент занимал эту ключевую военную должность) и штаба десятого корпуса, террористы осмелились организовать беспрецедентное покушение. Власти ответили волной арестов, не щадя правых и виноватых. Репрессии проводились бессистемно: правоохранительные органы в Пакистане не отличались эффективностью и современными методам сыска и дознания овладевали с трудом.

— И что? — поинтересовался я. — Покушавшихся нашли?

Ксан возмутился.

— Чем ты меня слушаешь, не могу понять. Объясняю еще раз: в том, что касается розыскных мероприятий, пакистанцы слабы. Облаву провести — это еще туда сюда.

В тот вечер мы случайно встретились в аэропорту. Я провожал свою двоюродную племянницу, отправлявшуюся на отдых в Испанию. Дождавшись, когда она пройдет погранконтроль, повернул к выходу и тут попал в медвежьи объятья Ксана. Я был ошеломлен, от неожиданности чуть не потерял дар речи. Помяв меня маленько, а заодно и облобызав, мой друг восторженно заявил, что мы давно не виделись, и встречу надо отметить. Он ждал делегацию пакистанских бизнесменов: рейс задерживался, и Ксан прохлаждался в баре ВИП-зала.