За всеми смертными грехами, обозначенными в христианстве, стоит желание. Алчность, гнев, похоть… И даже уныние возникает как реакция на невозможность осуществления мечты. Казалось бы, все ясно. Но не мне.

Ненасытность, встречающаяся в разных формах почти у каждого, не укладывается в рамки проявления желания. Удовлетворение желания приносит радость, а насыщение должно приносить покой. В основе ненасытности лежит страх. Например, страх того, что после очередного повышения цен слабосоленая семга сделается недоступной роскошью; или что некому будет приготовить любимые рванцы – а самому никак.

Ненасытность порождается страхом потерять возможность снова и снова получать радость и удовольствие. Поэтому все, что можно, следует получить сразу, и нужно подстраховаться от беды, сделав большие запасы. Именно страх утраты того, что приносит некую иллюзию счастья и реализованности, заставляет человека создавать себе бесконечные сбережения и откладывать «на черный день». И вот боязнь гонит человека – копи, копи; обезопась себя от всех поворотов судьбы, от будущего, несущего неуверенность и неизвестно что еще… Копятся как материальные объекты, так и нематериальные, но необходимые – в виде впечатлений: вчера приехал из Эмиратов, послезавтра поеду на Мальдивы… Все это обещает достижение насыщенности (удовлетворенности) в некоем отдаленном будущем. Вроде того, что наступит момент, когда денег и впечатлений будет уже так много, что потребность в дальнейшем накоплении отпадет сама собой.

Проблема только в одном – страх иррационален. Он не поддается доводам разума и живет по законам сказочной страны – любое событие превращается им в обоснование самого себя, везде он находит опасность и повод для проявления. У страха глаза велики. Он – мастер величайших иллюзий. Самые жесткие привязанности создаются не желанием, а страхом. Как я буду жить один (или одна)? Кто поможет, если я вдруг заболею? Кто поддержит меня в трудную минуту жизни? Из таких и подобных им соображений люди цепляются друг за друга, надеясь на некую надежность привычных отношений. Страх прекрасно блокирует любую возможность внутренних изменений, которые инициировались бы волей самого человека. Поэтому все перемены с людьми, подверженными боязни, приходят извне, и в этом смысле – они всегда жертвы обстоятельств.

Страх изолирует человека от жизни и Бытия. И как может быть по-другому, если весь мир является одной большой опасностью? Эта эмоция оставляет человека в одиночестве – даже если тот с утра до вечера повторяет Иисусову молитву. Бог не властен над человеком, погрузившимся во тьму ужаса. Сам страх является богом и Мастером. Он становится тем, кто принимает все решения.

И вот как выглядит ситуация: ненасытное желание есть компенсация имеющегося страха, не более. Если вы подвержены неутолимой жажде – начинайте искать питающий страх кошмар. Пока вы не обнаружите его и не поработаете с ним, насыщения не наступит, ибо он не отличается от голодных демонов ада, которые не могут насытиться ничем, и в этом заключен весь ужас их положения.

Ключ к освобождению от ненасытности и привязанностей можно отыскать лишь в работе со страхами. Ключ к тому, как стать свободным – там же. Освобождаясь от фобий, вы разрушаете свою рукотворную темницу и обретаете огромный мир, полный новых возможностей. Таков путь независимости и блаженства непривязанности. Такова суть пути искателя – приходя, не радоваться, уходя – не грустить.

Основная трагедия человека не только в том, что он не ощущает целостности своего бытия, но и в том, что чувство отделенности от общего бытия делает его несчастным и одиноким. При рождении ум человека пуст и чист, по мере развития он заполняется образами и понятиями, словами и впечатлениями, формирующими основы восприятия окружающего мира.

При образовании этих основ далеко не последним становится вопрос самоидентификации. «Кто я?» – спрашивает ребенок и получает ответ: «Тебя зовут так-то и так-то».

Дать имя вещи не значит понять ее суть – примерно это чувство возникает внутри у ребенка, стремящегося обозначить себя и свое место в мире. Попадая в среду сверстников, например, в детском саду, ему нужно нечто более основательное, чем собственное название, чтобы не потеряться среди себе подобных – то есть, чтобы не спятить. Ему нужно закрепить нетвердый фундамент, созданный в уме, понять размеры пространства собственного «я»; нужна точка, отталкиваясь от которой, можно было бы действовать в кругу ровесников.

Движимый этой необходимостью, ребенок начинает очерчивать территорию, называя ее своей. «Это мои игрушки», – говорит он, отпихивая соседа. Он сопротивляется указаниям родителей и воспитателей, протестуя: «Я не буду!» – и как бы сохраняя индивидуальность таким образом. Отказ от подчинения создает у ребенка ощущение наличия собственной воли. Попытки закрепиться, не потеряться в окружающих тебя людях приводят к рождению феномена, называемого ЭГО.

Эго похоже на кремлевскую стену – оно защищает внутреннее пространство, делая его замкнутым и отделенным от всего мира. Именно в этой стене замуровано много благих человеколюбивых порывов.

Формирование ложного «я» неизбежно и необходимо, потому что человеку нужна опора, от который он мог бы отталкиваться в принятии решений и действиях, пока его физическое и другие тела созреют. Другими словами, эго – это временный, вспомогательный центр, который, как и все у нас, почему-то становится постоянным. Мы не помним, как он возник, как мы сами его лепили и укрепляли, нам кажется, что у нас кроме него ничего нет, никогда ничего не было и, конечно, не будет.

Стена эго, защищая наше внутреннее пространство, одновременно ограничивает его. Мы обречены на одиночество. Страх потерять себя выливается в невозможность приблизиться и слиться. Стена становится непреодолимой преградой, общение с другими происходит через бойницы, с оружием наготове.

Вот и получается, что необходимое вначале искусственное «я» становится ненужной и вредной помехой для дальнейшего развития человека.

Будучи отделенными, враждебными к миру и людям, мы не можем расти, а можем лишь пытаться консервировать надежды на стабильность своего положения и стареть. Старение всегда антагонист роста, поскольку, если останавливается рост, неизбежно начинается деградация. Расти можно в любом возрасте – посредством развития понимания, осознанности, усиления присутствия в себе. Даже в старом теле осознанный человек может иметь особый аромат и грацию.

В этом смысле даже смерть не является препятствием. Молодые годы, кстати, не защищают от деградации – когда, например, у тридцатилетней женщины выявляется рак желудка – что это, как не распад и деградация физического тела?

Если же вы хотите увидеть картины умственной деградации, выйдите на улицу теплым летним вечером… Смотрите по сторонам и наслаждайтесь.

Не верьте богословам, что Господь отделен от своего творения, от мира. Мистики говорят обратное – мир в лице человечества сам отгородился от Создателя. Попытка сохранить себя, свое маленькое пространство, привела к потере связи с бесконечностью.