Распрямившись насколько возможно, советник сложил одну пару рук за спиной, третьей рукой поправил пенсне и торжественно воздел указательный палец:

– Вы Кейтлин из Дома Сан-Мерси, убийца дракона и на настоящий момент самое разыскиваемое во всей Фейри лицо, скрывающееся от военного правосудия.

Кошка задохнулась от удивления.

Эддеркопп издал глухой звук – будто трясут сухой стручок с семенами, – и Кошка поняла, что это он так усмехнулся.

– Молодежь. Каждый полагает, что уж такой несправедливости, такого предательства еще не приключалось никогда и ни с кем, никто не сбегал и не рвался так отчаянно к свободе в этом мире, где и понятие свободы едва ли существует. На ваше счастье, здесь одно из немногих мест во всей Эвропе, где вы в безопасности. На ваше несчастье, долго это не продлится. Воспользуйтесь ситуацией сполна, пока можете. – Советник повернулся, дернул за шнурок, и комната снова погрузилась во мрак. – Итак, я доказал свою компетентность. Рассказывайте.

Кошка и подумать не могла, что они управятся так быстро, но советник Эддеркопп уже провожал ее к выходу:

– Нет никаких сомнений, что против вас сплели заговор. Дайте мне несколько дней, чтобы ознакомиться с делом, и уверен, мы все сумеем прояснить. Может статься, я помогу вам вернуть звание и положение. Уж по меньшей мере точно разберусь, кто за всем этим стоит. В конце концов, это и есть начало мудрости – знать, кого винить в своих бедах.

На этом дела завершились: Кошка могла весь день заниматься чем вздумается.

Странное это было ощущение: делать ничего не надо, кто-то другой взял проблемы на себя – и Кошка почувствовала себя легкой, словно пух от одуванчика. Ухватив Эсме за руку, она отправилась исследовать город.

Полдень застал их на рыночной площади рядом с виа делла Стреге[62], прямо под северной стеной. Ведьмы с обнаженными грудями, облаченные в черные до пола юбки и головные уборы с вуалями, в которых были проделаны узенькие щелочки для глаз, торговались с продавцами, а дети носились у них под ногами или же кувыркались голышом в небе над головой. Тащившая красную ручную тележку со свежеиспеченным хлебом огрша врезалась в прилавок, на котором были пирамидой сложены звездчатые карамболи и лунные арбузы, и едва не опрокинула его. Владелец обрушил на нее поток брани, но в ответ она беззлобно изобразила пальцами рога и помахала рукой. Кошка нагнала торговку и купила у нее буханку хлеба. Потом купила кусок сыра, немного сопрессаты и бутылку воды без газа, и они с Эсме устроили превосходный обед, сидя на бортике фонтана, украшенного статуями кружившихся в хороводе Иродиады, Минервы и Ночесветки.

Когда все было съедено, Кошка встала, стряхнула крошки с ладоней и уже собиралась снова углубиться в сплетение улиц, но тут кто-то воскликнул:

– Кейтлин!

Она развернулась. В толпе проявились два знакомых лица.

– Сибил! Изольда!

Летчицы на мгновение застыли от изумления. А потом у Изольды лицо смягчилось, а у Сибил посуровело.

– Ты жива, – сказала Изольда. – Я думала… мы думали… все думали, ты мертва. Ходили слухи, что ты заперлась в своей драконице и взорвала ее, чтобы не попасть под трибунал.

– А я тебе говорила, это все для отвода глаз.

– Ну да. Что ж, очень мило снова вас повидать, ребята, – сказала Кошка. – Замечательно. Просто отпад. А теперь уверена, вы меня простите, если я от вас, предательниц, сделаю ноги, и как можно быстрее. Пойдете следом, и, богами клянусь, я вас убью.

Она начала отступать.

– Нет. Погоди. Не надо. Подставили не только тебя – ты просто была первой. – Уголок Изольдиных губ приподнялся, почти изобразив улыбку. – Мы все теперь в одной лодке. Или, вернее сказать, нас всех поимели. – Заметив на лице Кошки сомнение, она продолжила: – Ну же, Кейтлин, все ошибаются. Мы ведь все равно сестренки навек, так?Pro matria mori[63], да? – Она подняла сжатую в кулак руку.

– Я…

– Pro matria mori! Эти слова для нас всё. Или ты больше не из Корпуса?

Кошка неохотно сжала руку и стукнула по кулаку Изольды. Некоторые узы сильнее предательства, а Драконий Корпус оставался самой лучшей и самой настоящей семьей из тех, что у нее были.

– Mat mori, – ответила она и добавила: – Зовите меня Кошкой. Теперь меня так называют. Где тут можно присесть и поговорить?

– Можно завалиться в «Felix culpa»[64], - предложила Изольда. – Та еще забегаловка, зато близко. Мы, на самом деле, как раз туда и шли, чтобы встретиться с…

– Никаких имен! – Сибил шлепнула Изольду по губам, дернула головой в сторону переулка и молча повела их в глубины Итальянского квартала по изгибающимся улочкам, которые становились все у́же и дряхлее.

«Felix culpa» оказалась темным подвальным кабачком, стену которого украшала грубоватая фреска, изображавшая девятидневное падение Крылатого Бога. Кошка почувствовала тревогу, будто кто-то наблюдал за ними из тени, но отмахнулась от этого ощущения. Они уселись за столик.

– Милая, бокал вашего лучшего пино-гриджо,per favore[65], - заявила Эсме подошедшей официантке с головой ибиса.

– Ты будешь пепси, – Кошка повернулась к официантке, – а пино-гриджо мне.

– Мне соаве.

– А мне что-нибудь красное из Лемурии. На крайний случай можно из Му[66].

В долгой и неуютной тишине они дождались своих напитков, а потом Изольда велела:

– Ну, рассказывай.

Кошка изложила урезанную версию своих приключений, ни словом не обмолвившись о фате Нарциссе, Эддеркоппе и Хелен, и откинулась на спинку стула:

– Ваша очередь.

Бывшие однополчанки переглянулись. Сибил едва заметно кивнула.

– За нами пришли ночью, – начала Изольда. – Забрали всех на женской половине, без исключения. Никакого уважения, положенного офицерам Драконьего Корпуса Ее Отсутствующего Величества, не оказали, повыдергивали из кроватей прямо в ночнушках. Очень унизительно.

– Это было сделано специально.