Достает из кармана ключи от комнаты в общаге. Странно, хорошо помню, как утром клал их в куртку. Даже похлопал сейчас по карманам. Ну конечно, нет.

— Спасибо! Понадобятся.

Юлька стоит рядом, смотрит в сторону, но я чувствую, что ей неловко. Как-то интимно получилось с этими ключами. Не так, как есть на самом деле. Хотя обычно я не заморачиваюсь, как выгляжу со стороны, но не сейчас.

— Ладно, тогда я поехала. До вечера, Янош. Юль, пока! Не переусердствуйте здесь.

— В смысле? — Заноза настороженно хмурится. Она не любит недосказанности, когда ей что-то важно. И это новость для Лученко. Поля даже смутилась на пару секунд.

— Ну да, тяжести не таскайте. Юль, через три недели областные соревнования. Так что никаких травм и растяжений. Береги себя.

Смотрю ей вслед и ловлю себя на мысли, что рад ее уходу. Одной проблемой меньше. Лученко вроде бы без заскоков и бабской дури типа ревности. И тем не менее. А вот с Занозой…

— Юль?

— Ты осел, Разумовский, — устало произносит она. — И это не дружеское прозвище, это констатация факта. Нас же чуть не поймали. Ты понимаешь, что было бы…

— Ты набросилась на меня, Заноза! Грозила удушением, обниматься полезла… Да у меня разрыв шаблона: первый раз друга поцеловал.

— Ты осел самовлюбленный, — облегченно выдыхает Юлька. — И клоун.

Напряженность уходит с ее лица, она снова становится понятной мне Занозой. Такой, какой я привык ее видеть. Потому что сейчас я перед ней такой же понятный и безопасный клоун, который даже по-настоящему серьезную ситуацию готов обстебать и поглумиться над ней. Юлька расслабляется, понимает, что ей ничего не грозит. Да, так будет лучше. По крайней мере, пока.

— Клоун, — соглашаюсь я. — А ты Заноза. Пошли отсюда, пока нас не хватились.

— Думаешь, не хватились?

— Сейчас посмотрим. — Завожу руку, чтобы хлопнуть ее по спине, но Вьюгина выгибается, не дает прикоснуться к себе. — Чего?

— Руки не распускай, пожалуйста, — произносит тихо, но без тени улыбки на лице.

Рано расслабился, значит.

— Вьюгина, у тебя паранойя? Кто руки распускал? Держал их на моей шее? Я вообще жертва!

Она недоверчиво улыбается, а потом даже извиняется:

— Ты так обнял меня сильно, и мне тогда показалось…

Не показалось.

— Не важно, в общем. Но целуешься ты просто потрясно, — неожиданно выпаливает она и начинает краснеть.

Ну наконец-то. Хоть что-то.

— Понравилось, значит? Никто никогда и не жаловался.

Идиот. Язык самому себе оторвать. Но поздно. Уже не исправишь.

— Не сомневаюсь. — Сдержанно кивает, а я продолжаю материть себя. — Такая богатая практика. Но главное сделано — нас не спалили. Надеюсь, больше мы с тобой не попадемся. И еще…

Она мнется, не знает, как сказать. И это пугает, потому что совсем не похоже на мою прямую Занозу.

— Я надеюсь, что ни Полина, ни какая-либо другая девушка об этом никогда не узнает. И не только девушка. Вообще никто.

— А вот это обидно. По-настоящему. — Она замирает, настороженно смотрит на меня, но я не собираюсь сейчас играть в шута. Не сейчас. — Я тебе хоть раз давал повод? Юль, мы с тобой договорились. Один раз. Когда вышли из того коридора. Что бы ни случилось. Мне этого достаточно.

— Извини. — Вздыхает так грустно, что у меня сердце сжимается. — Я перенервничала. Нас чуть не поймали.

— Иди сюда, Заноза, не артачься. — Притягиваю к себе девчонку. — Я никогда не сделаю тебе больно, Юля. Никогда не обижу.

Она доверчиво позволяет себя обнимать. Вдыхаю в себя легкий запах ее духов. Приятный запах. Странно, что я раньше не замечал.

— Я верю тебе. Иначе не попросила бы тебя поцеловать. Но ничего умнее я не могла придумать. А глупо получилось.

Это было верное решение, Юля. Круче, чем занятие волейболом.

— Зато мы видели толстяка с визгливым голосом, — напоминаю, чтобы успокоить ее. Но я сам совсем не спокоен сейчас. — У меня хорошая память, Заноза, найдем этого типа по фотке, узнаем, чем он занимается вместе с Мамаевым.

Она поднимает голову, чуть отстраняется.

— Янош!

Возмутиться и прочистить мне мозги Вьюгина не успевает. Точнее, отвлекается на телефон. А потом бледнеет, кусая губу, смотрит на экран. Отходит от меня, поворачивается спиной. И я слышу:

— Привет, Ром. Как дела?

«И я тебя люблю».

Сегодня утром первый раз за все месяцы, что мы не вместе, Рома не разбудил меня своей эсэмэской. Помню, как прозвонил будильник, я, полночи не спавшая, мало что соображая, поплелась в ванную. Потом завтрак, переписка с Ариной, которая сегодня пропускает занятия, звонок из деканата, что у нас сегодня испанский… Я уже вышла из общаги, когда до меня, наконец, дошло, что странного в этом суматошном утре. Нет, не глобальный недосып и не грипп Солдатенковой, не вернувшийся с какой-то конференции наш «испанец» Зайцев.

Рома не прислал эсэмэску. Я даже остановилась на дороге, так и не дойдя до остановки. Стояла и пыталась сообразить, как я могла подумать, что он не прислал свое «Просыпайся, Юлька», или «Доброе утро, соня», или… Мне было плевать на дождь, я вытащила мобильный, чтобы удостовериться: проблема на моей стороне. Я просто забыла, или не увидела, или телефон сломался, или Испания вдруг осталась отрезанной от всего мира. Зонт не спасал от косого дождя, нужно было как можно скорее скрыться от него на остановке. Но я стояла, снова и снова просматривала свои сообщения. Рома ничего не прислал.

Он ответил через семь гудков, и сжавшееся было из-за дурного предчувствия сердце вновь стало биться спокойно, едва я услышала его голос.

— Юлька! Привет! Ты меня чудом просто застала, у меня тренировка начинается!

Голос веселый и беззаботный. Я сразу почувствовала себя мнительной дурой, которая напридумывала себе бог знает что. И только потому, что ее парень сообщение не отправил.

— Здорово. Тогда не буду отвлекать. Пока?

— Подожди, а что ты хотела?

Я слышу на заднем фоне обрывки испанской речи… да, зря позвонила.

— Юль?

— Да, прости. Ты не прислал сообщение, я подумала, не случилось ли чего.

— Не прислал? — ошарашенно переспросил Рома. — Быть не может. Точно отправлял. Может, сбой какой? Я не мог не отправить, Юль.

— Конечно!

Я улыбаюсь. Как же важно услышать, что все как прежде. Что ничего не изменилось, константа — это хорошо!

— Люблю тебя!

— И я тебя люблю.