Н. П. Загоскин был убежден, что «в этом соборе все представляется ложным, заранее подготовленным и, вдобавок, далеко не ловко разыгранным». Собор 1598 г. «представляет нам лишь прискорбный образец злоупотребления названием и значением земского собора».

В. Н. Латкин писал про Бориса Годунова и патриарха Иова, что они «оказались ловкими политиками и соорудили такое представительство, которому позавидовал бы даже Наполеон III. Неудивительно, что собор без всяких прений и долгих разглагольствований избрал «государем царем и великим князем всея Русии» Бориса Федоровича Годунова». И далее автор замечает: «Хитрый шурин умершего царя довел комедию до конца и достиг своей цели: шапка Мономаха была на нем, и он, незнатный потомок какого-то мурзы, превратился в могущественного самодержца всея Руси!..».[123]

О том, что огромная масса русских людей не признавала Годунова законно избранным царем, свидетельствует хотя бы тот факт, что правительство Минина и Пожарского во время борьбы с польско-литовскими оккупантами и московскими коллаборационистами чеканило деньги от имени последнего «правильного» с их точки зрения царя – Федора Ивановича, а не Бориса.

Как водится, на спасение Годунова бросились либеральные историки поздних веков. Р. Г. Скрынников пишет о них: «Среди современников и потомков многие сочли его узурпатором. Но такой взгляд был основательно поколеблен благодаря работам В. О. Ключевского. Известный русский историк утверждал, что Борис был избран правильным Земским собором, то есть включавшим представителей дворянства, духовенства и верхов посадского населения. Мнение Ключевского поддержал С. Ф. Платонов. Воцарение Годунова, писал он, не было следствием интриги, ибо Земский собор выбрал его вполне сознательно и лучше нас знал, за что выбирал».[124]

Л. В. Черепнин называет Земский собор 1598 года «формально «законным» и «правильным»», указывая при этом на мнение М. Н. Тихомиров, который отметил, что хотя «избрание Бориса Годунова на царство было подготовлено заранее и отнюдь не было избранием народным», «но нельзя представлять себе дело и упрощенно: будто это избрание было достигнуто только грубой силой». «Земский собор 1598 г., конечно, не выражал полностью единодушного мнения даже сословных представителей, но его и нельзя свести к какой-то комедии».[125]

Законность воцарения и должна была подтвердить Утвержденная грамота Земского собора. Интересно, что таких грамот оказалось две. Как первая, так и вторая полны натяжек и подтасовок. Подписи под грамотами зачастую принадлежат людям, не участвовавшим в работе собора, тогда как некоторые участники так и не смогли оставить на них свой автограф. Кого-то вписали «по памяти» уже после Земского собора: «писаны быша имена в сей утвержденной грамоте памятию… занеже в то время степенных списков вскоре не сыскано», цитирует Р. Г. Скрынников одного из средневековых комментаторов документа.

На подлоги, связанные с Утвержденной грамотой, Скрынников указывает прямо: «…утвержденная грамота [ее первая редакция. – В. М.] была составлена в марте – начале апреля 1598 года. В пользу этой даты говорит и то, что соборный приговор день за днем описывает избирательную кампанию с января до начала апреля, но полностью умалчивает о последующих событиях. Так обнаруживается первый подлог в избирательной документации Годунова (выделено мной. – В. М.). Вопреки точным указаниям начального текста, редакторы произвольно передвинули время ее составления с апреля на июль, выставив эту дату в приписке к тексту грамоты».[126]

Исходя из анализа имеющихся данных, Скрынников указывает и на второй подлог в документации Земского собора 1598 года: «…канцелярия составила списки собора не в феврале 1598 года, а почти год спустя… Не две-три недели, а год разделял две редакции грамоты… Цели и мотивы этого подлога можно понять. Окружение нового царя ориентировалось на прецедент – избрание царя Федора… Годуновская канцелярия стремилась доказать, что и Борис короновался на царство через месяц после избрания на Земском соборе».[127]

Противники Годунова считали Утвержденную грамоту делом его рук. По свидетельству Пискаревского летописца, царь Борис «советует» с патриархом Иовом и «со всем свещенным собором, и з боляры, и з дворяны, и с приказными людьми, и со всем православным христианством, а велел им написати излюбленную запись, и руки прикласти, и печати привесити». Выполняя это указание, говорит летописец, члены собора, «нимало не помедлив, сотвориша повеление его: записи написали, и руки приклали, и печати привесили». За утверждениями о незаконности избирательного акта скрывался другой, не менее важный вопрос – о неправильных действиях собора. По этому же поводу высказывается, только в более резкой форме, дьяк Иван Тимофеев. Он обвиняет Бориса в том, что тот, «восходя… на верх царския всеа высоты», заставил «всех людей», от «первосвятителя» и «всего синклита», написать к «укреплению» его избрания «скрижаль велию на хартии с печатленьми» (великую запись на бумаге с печатями). Кроме того, Годунов святотатственно положил эту хартию в золотой ковчег в раке с мощами чудотворца Петра, сняв предварительно печать с его гроба» – пишет Л. В. Черепнин.[128]

Критикует процедуру избрания на царство Годунова и Авраамий Палицын, который, не упоминая о Земском соборе, указывает на то, что Бориса избрали по требованию «от многих же правление держащих в России» (видимо, намекая на патриарха Иова и сторонников Годунова в «новой» властной элите) и «народного множества» (по существу, противопоставляя квази-вече, собранное прогодуновскими силами в Новодевичьем монастыре, Земскому собору).

Видимо поэтому, в конце 1598 г., уже будучи несколько месяцев царем, Борис Годунов собирает новый Земский собор, который был должен подтвердить решения предыдущего, прежде всего – Утвержденную грамоту об избрании Бориса в цари. Хотя на этом соборе присутствовали, в отличие от избирательного, не только сторонники, но и противники Годунова, но возражать властвующему монарху, которому, к тому же, уже принесли присягу, охотников не нашлось. Как пишет Р. Г. Скрынников, «Члены последнего Земского собора подписали Утвержденную грамоту уже после того, как Борис прочно сел на царство. Следовательно, они не обсуждали вопрос, кого избрать на трон. У них попросту не оставалось выбора. По-видимому, все функции собора свелись к тому, что его участники выслушали текст Утвержденной грамоты и поставили подпись на документе, заведомо ложно излагавшем историю воцарения Годунова».[129]