— Какой-то идиотизм, — заявила Марина, глядя на мутную жидкость.

Стакан был теплый. Запах поднимался к ней слоями: вода, рыба, грязь, смерть.

— Пейте! — резко прикрикнула Барбара. — Я уже устала вас уговаривать. Пейте все залпом, быстро! Пейте, черт побери!

Марина, удивленная силой напора и бешенством на лице Барбары Бовендер, подчинилась и одним большим глотком выпила вонючую жидкость. На дне она была еще более густой и вязкой; крошечные кусочки чего-то твердого застряли у нее в горле. …Лодка, в которой они плыли, была выдолблена из ствола дерева. Их с отцом выбросило в реку. Вода попала ей в глаза, нос и рот. Марина пошла на дно еще до того, как сумела поплыть, и у нее остался только один вкус — реки. Она уже успела забыть этот вкус…

— Запрокиньте голову назад! Дышите! — кричала Барбара. — Не вздумайте все вытошнить!

Встав на колени перед Мариной, она положила руки на ее колени.

Мистер Фокс недавно определил разницу между Мариной и Андерсом: мол, Андерсу не хватило здравого смысла вернуться домой сразу, как только он заболел. Ох, ее желание вернуться тоже мало что значило. Сейчас она просто не смогла бы. Ее трясла лихорадка, она волнами прокатывалась по ее влажной от пота коже, вызывала конвульсии в позвоночнике…

— О'кей, — Барбара похлопала Марину по коленям. — Теперь другое дело. Сейчас вам будет плохо, по-настоящему плохо, но совсем ненадолго, на час или чуть больше. Все зависит от того, что нужно сломать у вас внутри. После этого станет абсолютно хорошо. Более чем хорошо. Я с радостью посижу с вами. Я свободна весь день.

Марина взглянула на гостью, но увидела лишь свет ее волос, словно удалявшийся в туннель.

И сказала, что не хочет, чтобы Барбара осталась.

Барбара разочарованно пожала плечами и взяла в руки ледяные пальцы Марины:

— О'кей, я вернусь в пять часов. Мы решим, какое платье вы наденете завтра в оперу. Я привезла несколько таких, которые будут красиво на вас смотреться. Как удачно, что у нас оказалась такая же высокая знакомая, — она пристально вгляделась в Марину: — Вам хочется стошнить? Постарайтесь удержаться как можно дольше. Чем дольше — тем лучше подействует лекарство. Дышите глубже — это помогает.

Пот градом тек по лбу Марины, по ее щекам и шее. Прозрачная жидкая слизь текла из носа, текла даже сильнее, чем пот и слезы из глаз. Марина даже не пыталась что-то сделать, ясно понимая, что никак не сможет это остановить. Дрожь сотрясала ее так, что стучали зубы, и она старалась держать рот открытым.

Даже если существует противоядие, она все равно не получит его вовремя. Это конец всего.

Сейчас она поняла, что такое — конец всего.

Если она все же выживет и столкнется с этим еще раз, она сможет назвать это по имени. Последнее, о чем отчетливо подумала Марина: интересно, она жертва убийства или самоубийца, раз сама выпила яд?..

Вдалеке, за городом, орали древесные лягушки, и от глубокого, ритмичного пульсирования их голосов бешено стучало ее сердце.

Марина проснулась на прохладных кафельных плитках в ванной, ее голова покоилась на стопке полотенец. Открыв глаза, она увидела крупного ярко-красного паука, ползущего по краю раковины.

Сколько прошло времени, она не знала и была этому рада.

Она пошевелила пальцами, сделала вдох, выдох, раскрыла и закрыла рот. Недомогание, вызванное снадобьем шамана, покинуло ее тело и в ярости своего отступления унесло с собой и изначальную болезнь.

Марина была жива и вроде бы здорова.

Из-за неудобной позы болело бедро, но это уже мелочь…

Медленно, осторожно она встала, перелезла через край ванны, села в нее. Включила горячий душ, постепенно перешла на прохладную воду. Почистила зубы и выпила бутылку воды. Глаза, носоглотка еще были воспалены, но ясность в голове говорила о конце болезни. Она наклонила голову вправо, потом влево. Обернула ее полотенцем, прошла в спальню и обнаружила, что там все чисто убрано, а Барбара Бовендер сидит в кресле у окна и читает «Медицинский журнал Новой Англии».

— Вы поглядите, кто пришел! — воскликнула Барбара.

— Вы ведь должны были уйти, — проговорила Марина, но ее голос был еле слышен. Она прокашлялась, пытаясь оживить ободранные рвотой голосовые связки. — Вы ведь собирались уйти.

Она нашла банное полотенце, аккуратно сложенное на кровати, и завернулась в него.

— Я чуть было не ушла, но вам очень быстро стало плохо. Начало действовать лекарство. Тогда я решила остаться и проследить, чтобы вы не упали и не разбили голову об унитаз. Но сейчас вам лучше, правда? Вы выглядите гораздо лучше.

— Да, — скупо ответила Марина.

У нее не поворачивался язык благодарить особу, которая ее отравила, но она не могла и отрицать, что яд улучшил ее состояние.

— Эту статью я прежде не читала, — сказала Барбара, приподняв журнал. — Она увлекательная, даже научная ее часть, которую я не очень понимаю. Я вот думаю, как удачно получилось, что мне пришлось провести пару часов в вашем номере. Должна признаться, что до этого я не очень понимала суть работы Энник. Подумать только, что женщины смогут не торопиться и рожать детей, когда им удобно — в сорок, пятьдесят, даже в шестьдесят лет. Как здорово, — Барбара помолчала и взглянула на Марину. — Знаете, я как-то еще не спросила, есть ли у вас дети.

— Нет, — ответила Марина.

Кондиционер был установлен на режим сильного охлаждения, и она уже дрожала от холода.

— Мне нужно одеться.

Впервые за много дней ей захотелось есть.

— Ах, конечно, — Барбара встала с кресла. — Можно, я возьму журнал? Джеки тоже будет интересно.

— Хорошо, — согласилась Марина.

— Посмотрите платья, какое-нибудь да подойдет, — Барбара остановилась у двери. — Я очень рада, что лекарство помогло и вам стало лучше. Я расскажу шаману, он тоже обрадуется. Мы заедем за вами завтра в семь, договорились?

Последний вопрос был формальным и не требовал ответа.

Не успела Марина раскрыть рот, как Барбара Бовендер удалилась, захватив с собой медицинский журнал.

Амазонский оперный театр, Театр Амазонас, многие посещали не столько ради постановок, сколько ради знаменитого здания.

Оно само по себе было незабываемым зрелищем, «перформансом» — величественный фасад со стройными колоннами из итальянского мрамора, эльзасская черепица, светильники из муранского стекла, мебель в стиле Людовика XV. Огромный купол был словно сорван чудовищной бурей с русского дворца и перенесен в Южную Америку. По крайней мере, так однажды сказал Марине какой-то турист, когда она остановилась перед оперой и фотографировала ее своим телефоном. Она так и не услышала ни от кого внятного объяснения, как тут могло появиться такое здание. Оно казалось форпостом цивилизации, сдерживающим джунгли. Не будь Театра Амазонас, джунгли давно бы поглотили город, опутав его лианами.