Первый говорил о том, что дело нечисто со стороны морали, а второй, что применять силу, возможно, и не придется. А если и придется, то совсем не в ту сторону, о которой был договор с Кадавером. Хотя это точно не сыграет ему на руку. Если охотник за людьми не доводит заказ до конца, нарушая условия договора, то хорошего ему ожидать не приходится…

Когда Освальд наконец-то прибыл на место, план дальнейших действий сложился сам собой. Ему уже доводилось слышать о себе разные вещи, суть которых часто сводилась к одному: у этого охотника с головой не все в порядке. То отпустит жертву, которую держал в руках, то от выгоднейшего заказа откажется. Спасало собственное природное чутье, ведь след он чуял, словно охотничий пес, высокое мастерство владения оружием и результат, когда условия принимались Освальдом полностью.

Похоже, что префект Кадавер отметал такие слухи в сторону и оставлял только проверенные сведения о его подвигах, если их можно было так назвать. А может быть, просто больше никого из охотников не оказалось в Тотемонде. В любом случае, в ближайшее время господину верховному судье придется пожалеть об этом, пришел к третьему выводу Освальд, так как его поступки будут обратно противоположны желаниям Магистратуры. А уж когда он увидел мальчика Реми, то мысли о том, что делать дальше, сами пришли в голову охотника.

Когда-то, очень давно, у Освальда был младший братишка. Хел… Хелег? Вроде бы это имя охотник слышал в своих снах и каких-то отрывках, порою всплывающих в памяти. По смазанным временем воспоминаниям, семья жила вовсе не там, откуда потом начал свой путь будущий охотник на людей. Где же это было? Освальд помнил слабо.

…Шум волн и прибоя, соленый воздух, капельки воды на золотистой бородке отца и мягкие теплые мамины руки. Плавная качка ясеневой палубы под ногами, легкий скрип весел в уключинах, солнце, прыгающее на красно-белом, в полоску, парусе, с хлопком раскрывшемся над головой. Берег, далекий, со светлыми песчаными пляжами и высокими соснами, царапавшими верхушками синее небо. Чайки, белые, кричащие то тут, то там. Желтые, с блестками от солнца, теплые кругляши янтаря маминых бус, которые можно задеть, если поднять голову. И брат, чуть поменьше его, сидящий на плече отца. Все остальное если и приходило, то лишь во снах. Страшных, рвущих его изнутри, не запоминающихся и заставляющих просыпаться в холодном поту. И только это, одно, доброе и родное воспоминание оставалось неизменным. Море, ладья, родители и брат. Оба они были окружены любовью и заботой, так ему хотелось помнить, так он и помнил. Может, и не был княжонок похож на Хелега, но волосы у него оказались такими же русыми, а глаза голубыми, как были у его младшего брата во сне. Вот и разбудил незнакомый мальчонка эти почти полностью стертые воспоминания о том добром времени.

…Вспомнив тот первый разговор, Освальд усмехнулся про себя. Оружие пришлось оставить слугам, войти в дом с открытыми руками и попросить о встрече с воспитателем, Хильдегартом. Да уж, нагло и опрометчиво. Для кого-то другого, но не для него. Наверняка это понимал и воспитатель мальчика, но не предпринял ни одной попытки обезопасить себя и воспитанника. Охотника, чья слава часто бежала впереди него, принял один, без кого-нибудь из вооруженных до зубов троих охранников. Освальд вначале даже подумал, что старик сдался, узнав о том, что их нашли. Но ему пришлось быстро в этом разувериться. Старик стариком, а ростом и комплекцией он не то чтобы уступал Освальду, скорее даже наоборот. Сразу становилось заметно, воспитание последнего князя семьи Мондер было поручено не книжнику или придворному.

Седые длинные волосы, собранные на затылке в хвост, насмешливые светлые глаза, ровная и аккуратная бородка без усов. Жилет из алого бархата, широкие домашние штаны, мягкие кожаные, домашние же туфли. Этакий добрый дядюшка из далекой деревни, встречающий гостя из столицы, обманчиво мягкий и радушный. Но только если не присматриваться.

Хильдегарт был воином, пусть уже сильно постаревшим, но еще очень твердо держащим в неослабевшей руке оружие. Что он и доказывал, крутя в пальцах правой руки обвитую вытертыми до блеска от долгого употребления кожаными ремешками рукоять кавалерийского меча, вполне основательной длины.

Ровно подстриженные брови, казалось бы, чуть изумленно надломились. Мол, б-а-а-а, кто это тут так неожиданно нагрянул к нам в гости? Какая приятная неожиданность…

– Ну, любезный господин Освальд, если мне правильно передали, – Хильдегарт чуть наклонился вперед, – что же привело вас в наше скромное, деревенское жилье?

Любезный Освальд слегка помедлил с ответом, оценивая сложившуюся ситуацию. Она точно выходила непростой, старик слишком резво помахивал любимой игрушкой, и явно настроен очень решительно. Ладони, помимо воли, зачесались, желая ощутить знакомую шероховатость рукояти шпаги или меча, оставленных на входе. Но отступать было поздно.

– Да как вам сказать, любезнейший Хильдегарт… – Освальд прикинул расстояние до ближайшего стула, которым можно было воспользоваться в качестве оружия. – Привело меня к вам одно дело, так, небольшое, в общем-то, дельце, непосредственно касающееся как вас, так и вашего мальчика.

– Какой такой мальчик? – улыбнулся уголками губ любезнейший Хильдегарт. – Живу я один, детишек, а соответственно, внучат, мне никто на мою седую голову не посылал. Вы, наверное, забрели к нам по ошибке. Может, со старым владельцем дома спутали, того ведь тоже Хильдегартом звали, и семья у него большая была. Так они уже давненько здесь не живут.

«Старый простак, – подумалось тогда Освальду, – не умеешь врать, так и не берись. Рубиться ты умеешь, это видно, а вот врать – ни чуточки».

Было заметно, что хозяину нечасто приходилось принимать гостей, и делал он это с заметной неохотой. Ну, оно и понятно, в такой ситуации Освальд наверняка тоже не очень хотел бы кого-нибудь видеть. Накалять обстановку точно не стоило. За дверями тихо и настойчиво переминались с ноги на ногу трое преданных старику живодеров, оружия не было, а хозяин лихо крутил свою отточенную игрушку. Выбор у Освальда оказался невелик, если не сказать, что совсем мал. Пришлось ему поручить себя всем своим богам-покровителям, если таковые могли у него оказаться, и начать рассказ. В надежде, что его не придется прерывать приемами самообороны от меча разъяренного хозяина.

Потом были быстрые сборы, прощание со слугами и отправление в путь, прямо противоположный тому, о котором Хильдегарт обмолвился при своих людях. Конечно, немного удивляла та скорость, с которой бывалый солдат поверил в рассказ охотника. Но, возможно, были у него на то и свои причины. Во всяком случае, первые несколько дней Освальду не раз приходилось замечать, как воспитатель старался придерживать семилетнего живчика Реми рядом с собой, не позволяя ему приближаться к охотнику. Удивляться этому даже не приходило в голову.

Вспоминая те заячьи петли, которые им пришлось накрутить на пути в Пригорье, Освальд испытывал самые светлые чувства. Давно ему не было так хорошо от того, что он делал. Через две недели ему уже начали доверять безоговорочно. Ночами, по очереди с Хильдегартом, несли дежурство, днем ехали, меняясь впереди, осматривая дорогу. В основном это были старые, наполовину заброшенные торговые тракты, которых в свое время проторили не меньше, чем в Вольных городах, а еще – охотничьи тропы и дорожки к лесным поселениям. За последние годы из-за постоянных военных мясорубок дикого зверья расплодилось много, но охотиться стало некому. Вот лесные тропинки и зарастали, благо что Хильдегарт, урожденный житель Тотемонда, за время службы у князей немало их исходил и изъездил. Его опыт и въедливая память вели их куда нужно, намного опередив преследователей, в появлении которых Освальд ни капли не сомневался.