Тогда море начинало яростно биться. Оно шумело и пенилось, оно кидалось на утёсы так, словно хотело растерзать на части всю землю.

Но земля пускалась на хитрость. Она выставляла заслон из множества островов — шхер. Они держались крепко, как солдаты в строю. В первой шеренге стояли самые заслуженные, старые бойцы. На них давно и травинки не осталось: свирепые волны срывали с них даже водоросли — из пены поднимались только камни, источенные глубокими морщинами.

Море перекатывалось через них, шло на приступ дальше. Но всё новые и новые защитники вставали на его пути. И море билось с ними, постепенно истощая свою ярость. А когда добиралось наконец до земли, у него уже не было сил, и оно мирно плескалось у зелёных островков.

Здесь, на этих поросших травой шхерах, стая Акки Кнебекайзе в последний раз отдыхала перед самым большим перелётом.

Дорога всех птичьих стай шла дальше над открытым морем.

2

Нильс сидел на своём белокрылом коне и вертел головой во все стороны. В воздухе было шумно, как на большой проезжей дороге в ярмарочный день.

Никогда в жизни не видел Нильс столько птиц сразу.

Тут были чёрно-белые казарки, и пестрокрылые утки, и крохали, и кулики, и кайры, и гагары. Они кричали, гоготали, чирикали, щебетали, свистели на все голоса. Они перекликались, переговаривались, старые знакомые приветствовали друг друга, а новички то и дело спрашивали:

— Скоро ли мы прилетим?

— Уж не сбились ли мы с пути?

— Сколько же можно лететь без отдыха?

Но вожаки уверенно вели свои стаи всё дальше и дальше.

Берег и шхеры были уже совсем не видны.

Нильс взглянул вниз, и — удивительное дело! — ему показалось, что ничего больше не было — ни земли, ни моря. И где-то там, под ними, тоже летели птичьи стаи, тоже проносились, обгоняя друг друга, лёгкие облака.

Неужели они летят так высоко, что, кроме неба, ничего уже нет? Нильс посмотрел вверх, потом опять вниз и увидел, что там, внизу, птицы летят как-то странно, запрокинувшись на спины.

Да ведь там море! Спокойное, гладкое, как огромное зеркало, прозрачное море.

И небо — со всеми облаками, с перелётными стаями — отражается в нём так ясно, что самое море кажется небом.

День для перелёта над морем был как нельзя лучше. Лёгкий ветер разгонял облака, словно расчищая птицам дорогу. Только на западе нависла какая-то тёмная туча, и края её почти касались самой воды.

Акка Кнебекайзе давно поглядывала на эту тучу — туча ей не нравилась.

И недаром! Ветер уже не помогал птицам. Он набрасывался на них и резкими толчками норовил разметать во все стороны их ровный строй.

Начиналась буря. Небо почернело. Волны с рёвом наскакивали друг на друга.

— Лететь назад, к берегу! — крикнула Акка Кнебекайзе.

Она знала, что такую бурю лучше переждать на суше.

Трижды пытались гуси повернуть к берегу, и трижды напористый ветер поворачивал их к морю.

Тогда Акка решила спуститься на воду. Она боялась, что ветер занесёт их в такую даль, откуда даже ей не найти дороги в Лапландию. А волны были не так страшны, как ветер.

Крепко прижав крылья к бокам, чтобы вода не пробралась под перья, гуси качались на волнах, точно поплавки.

Им было вовсе не так уж плохо. Только Нильс продрог и промок до нитки. Холодные волны тяжело перекатывались через него, словно хотели оторвать от Мартина. Но Нильс крепко, обеими руками, вцепился в Мартинову шею. Ему было и страшно и весело, когда они скатывались с крутых волн, а потом разом взлетали на пенистый гребень. Вверх — вниз! Вверх — вниз! Вверх — вниз!

Сухопутные птицы, занесённые ветром в открытое море, с завистью смотрели, как легко пляшут гуси на волнах.

— Счастливые! — кричали они. — Волны спасут вас!.. Ах, если бы и мы умели плавать!

Но всё-таки волны были ненадёжным убежищем. От долгой качки на волнах гусей стало клонить ко сну. То один гусь, то другой засовывал клюв под крыло.

Правда, мудрая Акка никому не давала спать.

— Проснитесь! — кричала она. — Проснитесь! Кто заснёт — отобьётся от стаи; кто отобьётся от стаи — погибнет.

Услышав голос Акки, гуси встряхивались, но через минуту сон снова одолевал их. Скоро даже сама Акка Кнебекайзе не в силах была побороть дремоту. Всё реже и реже раздавался над водой её голос.

И вдруг из волны совсем рядом с Аккой высунулись какие-то круглые, зубастые морды.

— Тюлени! Тюлени! Тюлени! — пронзительно закричала Акка и взлетела, шумно хлопая крыльями.

Сонные гуси, разбуженные её криком, нехотя поднялись над водой, а того, кто заснул слишком крепко, Акка будила ударом клюва. Медлить было нельзя: тюлени окружали их со всех сторон. Ещё минута — и многие гуси сложили бы здесь свои головы.

И вот снова стая в воздухе, снова гуси борются с ветром. Ветру и самому пора бы отдохнуть, но он не давал покоя ни себе, ни другим. Он подхватил гусей, закружил и понёс в открытое море.

Объятые страхом перед наступающей ночью, гуси летели сами не зная куда. Тьма быстро сгущалась. Гуси едва видели друг друга, едва слышали слабый