— Времени нет. — Бэленджер подался вперед. — Профессор Донован сказал, что вы много знаете о штуке, называемой Склепом мирских страстей.

— Помилуйте, вам-то откуда о нем известно? — откровенно удивилась она.

— Похитители моей подруги переслали мне эти слова как нечто вроде ключа. Я думаю, что это элемент ужасной игры не на жизнь, а на смерть. — Бэленджер то и дело ловил себя на том, что непроизвольно глядит на экран.

— Склеп мирских страстей… — Профессор Грэм кивнула. — Эта история занимает меня уже давно. Третьего января тысяча девятисотого года в город Коттонвуд, неподалеку от горного хребта Уинд-Ривер, явился некий Дональд Райх. Он был тяжело болен, в сильнейшей лихорадке. Несколько дней стояли морозы, шел снег. Его доставили к местному врачу, который определил, что Райх отморозил нос, уши и пальцы на руках и ногах. Их нужно было срочно ампутировать, пока не началась гангрена. В короткие периоды прояснения сознания Райх поведал потрясающую историю о своем пешем походе из города под названием Авалон. Это поселение, расположенное в горах Уинд-Ривер, было основано для шахтеров. Когда месторождение полностью выработали, в Авалоне настали тяжкие времена. Расстояние оттуда до Коттонвуда составляло добрую сотню миль, а Райх утверждал, что вышел под самый Новый год и проделал этот путь в самую неблагоприятную погоду, какая только бывает в тех местах.

Бэленджер внимательно слушал.

— Райх оказался не слишком адекватен, — продолжала профессор Грэм. — Но врачу все же удалось выяснить, что он был священником в Авалоне и предпринял свое отчаянное путешествие вовсе не потому, что городу понадобилась срочная помощь. Он шел не за лекарствами, чтобы бороться с эпидемией, не за продуктами, чтобы спасти свою паству от голода. Нет, Райх бежал.

— Бежал? От чего же? — напрягся Бэленджер.

— Райх все время говорил о новом столетии. Вы обратили внимание на дату, которую я вам назвала? Третье января тысяча девятисотого года. За три дня до того двадцатый век сменил девятнадцатый. Райх ужасно боялся начала нового века, все время бормотал, что он трус. Мол, ему надо было остаться и попытаться помочь. Из-за того, что он поддался страху и бежал, душа его будет проклята навеки.

Желудок Бэленджера от волнения стиснуло болезненным спазмом.

— Но что же могло так напугать его, что он бросил своих прихожан и рванул лютой зимой за сотню миль практически на верную смерть?

— Склеп мирских страстей.

Бэленджер крепко стиснул подлокотники кресла.

«Аманда! — думал он. — Я должен найти тебя».

— В моей книге «Американский Запад в конце девятнадцатого века» одна глава специально посвящена истерическому восприятию окончания века. — Профессор Грэм подошла к книжному шкафу, сняла с полки томик, быстро пролистала его и отыскала нужное место. — Прочтите выделенный текст. Он принадлежит этому самому Райху. В его одежде оказалось несколько исписанных листов.

Бэленджер послушно принялся читать.

«31 декабря 1899 г.

Год подошел к концу. Век вместе с ним. Боюсь, что я теряю рассудок. Я не имею в виду „утрату ощущения реальности“. Я совершенно точно знаю, что происходит, но бессилен воспрепятствовать исходу. С каждым днем у меня остается все меньше силы ума для сопротивления.

Этот последний день уже наступил. Вероятно, солнце взошло, но за окном темно и воет метель. Завывание ветра и снежные вихри вторят моей растерянности.

Я молюсь о том, чтобы эта запись помогла моим мыслям проясниться. Если же нет, если мир, против всякого вероятия, проживет еще век, вы, кто найдет это в склепе, вероятно, сможете постичь то, что мне оказалось не под силу».

— Похоже, что действительно писал сумасшедший, — произнес Бэленджер, отложив книгу.

— Врач нашел в одежде Райха дюжину исписанных листов. Вы прочли самое начало рукописи.

— Райх упомянул склеп. — Бэленджер ткнул пальцем в последнюю фразу.

— Но не полное его название. Оно появится в рукописи дальше.

— А что может означать «если мир, против всякого вероятия, проживет еще век»?

Профессор всплеснула старческими руками и заявила:

— Истерическим страхам такого рода часто сопутствуют апокалиптические ожидания.

— Получается, что в этом отжившем свое городишке, укрывшемся в долине, запрятанной, скажем так, посреди небытия, был пастор, который дал слишком много воли своему воображению. Но почему он убежал? Уверен, что этот Райх не думал, что ему удастся скрыться от конца света, удрав в другой такой же поселок.

— В своих исследованиях я порой натыкалась на апокалиптические представления, связанные с местной спецификой. Например, вера в то, что потоп уничтожит определенную область. Именно на этом холме произойдет второе пришествие, — ответила профессор Грэм. — Но я не верю, что Райх страшился приближающегося конца света. Дальше из рукописи станет ясно, что на самом деле он боялся Склепа мирских страстей и одного человека, другого священника, которого звали Оуэн Пентекост.[7]

— Пентекост?

— В Библии говорится, что, когда Святой Дух снизошел на Христовых апостолов, им было видение. Это чудесное явление произошло как раз в день Пятидесятницы.

— Отличное имя для священника. Слишком хорошо подходит для его ремесла, чтобы быть настоящим. Судя по всему, он сам себе его присвоил.

— В рукописи Райха описано, как преподобный Оуэн Пентекост — высокий, чрезвычайно тощий, одетый во все черное человек с бородой и длинными волосами, делавшими его похожим на Авраама Линкольна, — явился в Авалон девятью месяцами ранее, в апреле. Стояла ужасная засуха. Ветры поднимали пыльные бури. Можно было подумать, что этот самый Пентекост возник из одного из пыльных смерчей. Раньше других его увидел человек, искавший корову, которая ушла из хлева. Первые слова, произнесенные Пентекостом, были: «Грядет конец века».

— Такое впечатление, что он обладал театральной подготовкой, — заметил Бэленджер.

— Или же был ненормальным. Явившись в Авалон, Оуэн первым делом прошагал по главной улице на холм, к церкви. Райха там не было. Он находился возле больного ребенка. Следующими, на кого наткнулся Пентекост, оказались муж и жена, владевшие местным магазином и следившие за порядком в церкви. Они застали его молящимся перед алтарем. Рядом с ним лежал мешок и шевелился.

— Шевелился?

— Почему он шевелился, мы узнали из продолжения рукописи. За последующие недели и месяцы Райх побеседовал со всеми, кто общался с Пентекостом, и записал содержание своих бесед. Когда супруги-торговцы спросили Оуэна в церкви, не могут ли они чем-нибудь помочь ему, тот ответил, что пришел издалека. Он не откажется от пищи и воды, но прежде должен узнать, нет ли в городе больных. На это ему сказали, что тяжело страдает один мальчик. У него сильные боли в правой нижней части живота, а также лихорадка и рвота.