– Но он же в самом деле пьян, – сказала я вслух.

– Кто? – переспросил Родион, оборачиваясь ко мне. – Святоша наш, что ли?

– Вот именно, – кивнула я, – а я уж было заподозрила в нем лицедея. Хотя, с другой стороны…

– С другой стороны, ты едва не заподозрила злодея в Павле Борисовиче, – сказал босс. – Он и сейчас что-то ко лбу прикладывает.

– Не прикладывает, а прикладывается, – буркнула я.

На даче уже вновь был накрыт стол, и хозяин, замечательный пенсионер федерального значения Леонид Ильич Климов, провозгласил очередной тост за именинницу, но его голос тут же потонул в гуле уже изрядно подвыпивших гостей (особенно из числа тех, кто не ходил на реку, а удовольствовался традиционным купанием в бассейне и потому особенно налегал на алкогольный арсенал, оставшийся в даче). Тост хотел сказать не только Леонид Ильич, но и отец Валентин, который, к чести последнего, каким-то чудом умудрился стоять на ногах и неверной рукой все еще ковырялся в своей оскверненной бороде. Могучий бас пастыря заблудших душ перекрыл нестройный хор гостей начисто.

– Кгрм!.. – Отец Валентин оглушительно откашлялся, прочистив таким манером осипшее горло, и изрек: – Вельми возблагодарим господа нашего за прелестную дщерь сию… ик! И хочу поднять во здравию имен… именинницы сей сосуд, полный веселия, и… ты… м-м-м-м… пожелати ей всяческого и всяческого зело ныне, прррисно и вы-ы… ввы веки веков. Урра… патриции!

Закончив таким образом свою речь, достойную лучших ораторов античности, в особенности тех, кто злоупотреблял винами, отец Валентин проглотил одним глотком стакан водки и громко рыгнул.

– А не пора ли тебе на покой, пресвятой отец, а? – через стол спросил старший Маминов, тоже не блещущий трезвостью.

– Шта-а?.. А! Понял сие… Ну, господь с вами, зануды грешные… Упокой господи мою душу… гм… Чио ета я н-несу?..

Беседуя с хорошим человеком, то бишь с самим собой, таким замечательным образом, отец Валентин покинул пиршественное собрание, сопровождаемый под руки двумя здоровенными телохранителями и обеспокоенно порхающей вокруг Анной Ивановной Климовой. Последняя что-то быстро говорила парням, транспортирующим священнослужителя, и оживленно при этом жестикулировала.

Я покачала головой. Или отец Валентин был талантливым актером, или он действительно мертвецки пьян. Но почему в таком случае у него была вода в водочной бутылке? Мало ли по каким причинам человек нальет себе воды вместо водки и будет дурачиться, изображая пьяного? А может, он в самом деле был пьян и не желал набраться еще больше, понимая, что ему хватит, но при этом не хотел уронить своего питийного реноме и потому пил воду из водочной бутылки.

– Кажется, отбой. Алексей Павлович, – сказал Родион подошедшему Маминову, – а мы тут с Марией едва не заподозрили в причастности к преступлениям… кого бы вы думали?

– Только не говорите, что этого алкаша отца Валентина, – досадливо ответил Маминов. – С меня и одного алкоголика хватит. Моего родителя. Мой папаша и ваш, Родион, кстати, тоже, только крестный… так вот, высокочтимый Пал Борисыч надрызгался и уверял меня в том, что у его собутыльника, отца Валентина, типичное лицо злодея. Приплел какого-то Лоброзова… что-то там про стигмы… Дескать, по лицу можно определить, кто убийца, а кто нет.

Родион Потапович устало вздохнул и сказал:

– Не Лоброзов, Алексей Павлович, а Ломброзо. Это в некотором роде по моей части. Был такой итальянский судебный психиатр и антрополог Ломброзо, который объяснял преступность врожденными биологическими свойствами преступника. Эти свойства он именовал антропологическими стигмами. Вот про это и толковал вам Павел Борисович. Кстати, а откуда он про Ломброзо знает?

– Да он вообще образованный. Правда, по образованию он театрал какой-то. Даже в свое время в театре играл, в кино в эпизодических ролях снимался.

– Не знал, – сказал Шульгин.

– Точно вам говорю. Актер. Они все, эта богемная братия, алкаши. А фирму он только с моей подачи открыл. А так бы, знаете ли… – Маминов высокомерно прищурился. – У него даже некоторые театральные замашки остались, например, как выпьет, так спрашивает: не правда ли, как я молодо выгляжу, а?

Я рассмеялась.

– Да, забавно, – угрюмо глянул на меня Маминов, – а самое забавное состоит в том, что моя охрана до сих пор не подъехала и не дала о себе знать.

Родион вскинул брови…

* * *

К девяти вечера гости затеяли танцы, а вернувшийся с вечернего купания коллега Елены Маминовой по салону красоты заверил нас, что звуковое оформление вечеринки превосходно слышно на берегу реки примерно в полукилометре от дачи Климова.

Маминов подошел ко мне вплотную и негромко проговорил, наклонившись к самому моему уху:

– Мария… наверно, я ошибся, когда сказал, что они здесь?

– А вы что, думаете, кто-то решится на серьезные действия прямо так, среди бела дня? Время для осуществления планов этих людей приходит только сейчас… когда все гости пьяны, да и вы, Алексей Павлович, – я внимательно посмотрела на его бледное лицо, – отнюдь не трезвы.

– А вы?

– Я на работе не пью. И мой босс, – я подозрительно покосилась в сторону Родиона, прикладывающегося к очередной рюмочке коньяку, – практически тоже. Немного вина за здоровье именинницы – и все. Ну что ж, будем настороже. Может, мы и ошибались, но в любом случае сейчас такое время, что расслабляться нельзя ни на секунду.

– У вас есть какие-либо предположения? Вы советовались с Родионом, что-то есть?

– Алексей Павлович, идите к гостям. Охраной нашпигован весь дом, так что волноваться вам нечего. Другое дело, что не стоит злоупотреблять… одним словом, старайтесь не оставаться один. Я буду поблизости все время.

В этот момент к нам подошла Елена и воскликнула:

– Лешка, хватит с ней болтать, пошли лучше в сауну!

Светскость явно улетучивалась с Елены Леонидовны при малейшем наличии в ее деликатном организме алкоголесодержащих веществ.

– Там, верно, народу полно, – пожав плечами, произнес Маминов и вопросительно глянул на меня.

– Да туда, кажется, твой папаша направился с моим вместе. Пьяные оба. Ну, выгоним всех к черту! – импульсивно произнесла Елена. – Я скажу охране, и… Именинница я сегодня, в конце-то концов, или нет?..

– Ну что ж, сауна так сауна, – невозмутимо сказал Маминов и посмотрел на меня: – С нами, Мария?

Елена наморщила лобик и тоже глянула на меня:

– Вы что же это, с нами пойдете, те-ло-хра-ни-тель?

Последнее слово было выговорено по слогам и с особым презрением. Я пожала плечами и сказала:

– Да я не настаиваю. Вы же, Елена Леонидовна, сегодня именинница, так что зачем портить вам праздник.

– Вот видишь, Алеша, – сказала Маминова.