— Эмброуз Янг! Дерьмово выглядишь, чувак! Лучше беги, пока тебя не приняли за огра и не начали охоту![40] — прохрипел он, отряхивая футболку и покачиваясь на носках, как боксер перед боем.

Эмброуз был в красной бандане, словно пират. Он всегда носил ее, когда работал в пекарне. Фартук. Руки сжаты в кулаки. Взгляд устремлен на Беккера. Ферн готова была выпрыгнуть из-за кассы и наброситься на подонка, но один ее опрометчивый поступок уже обернулся неприятностями, и она не хотела сделать еще хуже.

Она заметила, как покупатели уставились на Эмброуза. Вероятно, никто не видел его с тех пор, как он уехал в Ирак. Слухи, конечно, ходили — как в любом маленьком городе, пережившем большую трагедию. Они, разумеется, преувеличивали увечья Эмброуза, порой даже слишком. Сейчас же на этих лицах можно было прочесть лишь удивление и грусть, но не отвращение. Джейми Кимбэлл, мать Поли, стояла в очереди к другой кассе. Она побледнела, но с состраданием смотрела на изрытое шрамами лицо Эмброуза. Выходит, даже она не видела его? Никто из семей погибших ребят не пришел его навестить? Может, их не пустили. А может, им было слишком больно.

— Лучше уходи, Беккер, — сказал Эмброуз.

Его голос прозвучал мягко среди напряженного молчания. Только «What a Wonderful World»[41] лилась из колонок, словно все было замечательно. Эмброуз продолжил:

— Если останешься, я выбью из тебя дурь, как сделал это в девятом классе. На этот раз получишь два фингала и потеряешь чуть больше зубов. Пусть моя уродливая мина тебя не смущает — с кулаками у меня все в порядке.

Беккер сплюнул и отвернулся, злобно уставившись на Ферн и ткнув в нее пальцем:

— Ты сука, Ферн. Держись подальше от Риты. Если появишься в моем доме, я вызову копов. — Беккер, как обычно, решил отыграться на том, кто послабее.

Эмброуз снова схватил Беккера за футболку и потащил его к выходу. Двери автоматически распахнулись, и Эмброуз прошипел Беккеру на ухо:

— Если ты еще хоть раз назовешь Ферн Тейлор сукой или посмеешь угрожать ей, я вырву язык из твоего поганого рта и скормлю той мерзкой собаке, которую ты моришь голодом на заднем дворе. Той, что лает на меня всякий раз, когда я пробегаю мимо. Если хоть волосок тронешь на голове Ферн или снова поднимешь руку на жену, я найду тебя. И сделаю очень больно.

Он еще раз толкнул Беккера, и тот приземлился на неровный асфальт у крыльца магазина.

* * *

Через пару часов, когда магазин опустел, разлитое пиво вытекли, а двери заперли, Ферн вошла в пекарню. Ее встретили запах хлеба, топленого масла и приторный аромат глазури. Эмброуз вздрогнул, когда увидел ее, но не перестал месить и раскатывать большой кусок теста на присыпанном мукой столе. Он повернулся к ней левым боком. По радио крутили рок восьмидесятых, и Whitesnake[42] спрашивали: «Is This Love?» Ферн подумала, что ответ очень даже может быть положительным.

Мышцы на руках Эмброуза напрягались и расслаблялись, пока он раскатывал тесто в большую лепешку и вырезал из нее большой формочкой восемь кружочков. Понаблюдав за его уверенными, спокойными движениями, Ферн решила, что ей нравится, как мужчина выглядит на кухне.

— Спасибо, — наконец нарушила она молчание.

Эмброуз на мгновение взглянул на нее и, пожав плечами, буркнул что-то неразборчивое.

— Ты правда побил его в девятом классе? Он ведь был выпускником.

Снова бурчание.

— Он плохой человек… если его вообще можно назвать человеком. Может, он еще не повзрослел, но когда-нибудь станет лучше, — осторожно предположила Ферн.

— Он все прекрасно понимает. Возраст — не оправдание. Восемнадцатилетних мальчишек считают достаточно взрослыми, чтобы служить стране. Сражаться и умирать за нее. Так что двадцатипятилетний кусок дерьма вроде Беккера не может прикрываться возрастом.

— Ты сделал это из-за Риты?

— Что? — Он удивленно посмотрел на нее.

— Ну… она ведь тебе нравилась? Ты вышвырнул его сегодня из магазина из-за того, что он сделал с Ритой?

— Ну кто-то же должен был его выставить, — сухо ответил Эмброуз. По крайней мере, он больше не бурчал. — Ему не стоило бросаться на тебя. — На долю секунды, до того, как достать печенье из духовки, он встретился с Ферн взглядом. — Хоть ты и сама его спровоцировала… самую малость.

Он улыбался? Да! Ферн просияла. Уголок губ Эмброуза чуть приподнялся, всего на мгновение, а потом Янг снова занялся тестом. Чуть кривоватая, эта улыбка все равно показалась Ферн милой, а вот он, судя по всему, так не считал.

— Да, я первая начала. Кажется, впервые в жизни. Было… весело, — серьезно и честно сказала она.

Эмброуз расхохотался и, отложив в сторону скалку, посмотрел на нее, качая головой. На этот раз он не отвернулся.

— Говоришь, первая никогда не начинала? А кто однажды корчил рожицы Бейли Шину на соревнованиях? Он должен был вести статистику, а ты его смешила и отвлекала. Ему тогда влетело от отца, а такое случалось редко.

— Я помню тот турнир! Мы с Бейли тогда придумали игру. Ты видел?

— Да. Вам было весело… Я помню, как мне хотелось поменяться с вами местами. Всего на один день. Я так вам завидовал.

— Завидовал? Почему?

— Там был тренер из Айовы. Я волновался до тошноты. Только и делал, что бегал в туалет между боями.

— Ты волновался? Ты ведь выигрывал каждый бой. Я никогда не видела, чтобы тебя побеждали. О чем тебе было волноваться?

— Трудно все время быть победителем. Я не хотел никого разочаровать. — Эмброуз пожал плечами. — Расскажи мне об игре. — Он перевел разговор на другую тему.

Ферн приняла решение вернуться к теме позже.

— Это наша версия шарад. Бейли было трудно изображать что-то жестами, поэтому мы придумали игру «Меняя лица». Это глупо, но весело. Нужно общаться только при помощи мимики. Давай покажу. Я сострою рожицу, а ты скажи мне, что я чувствую.

Ферн разинула рот и распахнула глаза.

— Удивление?

Она кивнула и улыбнулась. Потом раздула ноздри, наморщила лоб и в отвращении скривила губы. Эмброуз усмехнулся:

— Плохо пахнет?

Ферн хихикнула, и тут же у нее задрожала нижняя губа, подбородок выдвинулся вперед, а глаза наполнились слезами.

— О черт, ты слишком хороша! — Эмброуз смеялся от души, забыв о тесте.

— Не хочешь попробовать? — Ферн тоже смеялась, вытирая слезы.

— Не-а. Не уверен, что мое лицо подойдет для этого, — тихо ответил Эмброуз, но в его голосе не было настороженности или обиды.