Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр не только решил проблему, но, применив террор, дал ясно понять, какая судьба ожидает того, кто осмелится ему возражать. В случае с Александром время раны не излечивало, а потому извинения и прощение были лишь временными мерами, Плутарх довольно категорично заявляет, что «все это внушило многим друзьям Александра страх перед царем, в особенности же – Антипатру», который, услышав о судьбе Пармениона, сказал: «Если Парменион оказался виновен, кому мы должны доверять? Если он виноват, то что теперь делать?» Не один Антипатр испытывал недоумение: если Парменион и его сыновья уязвимы, то кто же теперь может чувствовать себя в безопасности?
Антипатру не пришлось долго ждать. Филота и Парменион были казнены в 330 г. Александр не считал, что проблема решена окончательно. Хитрый политик Александр понимал, что Парменион был чрезвычайно популярен в македонской армии. Как только расправа закончилась, Александр под предлогом дальнейшего продвижения на восток предложил военным написать домой, в Македонию. Письма, сказал он, будут отправлены царской почтовой службой. Как только письма были написаны их доставили Александру. Секретари и сам Александр тайно вскрыли послания и изучили, чтобы узнать настроение солдат. Недовольных судить не стали, однако удалили из подразделений, к которым они были приписаны, и составили из жалобщиков специальный отряд, который использовали впоследствии для особо опасных заданий.
Письма «недисциплинированных» солдат послужили для Александра источником информации о том, как в армии относятся к нему и военачальникам. Одного полководца – Черного Клита – не было во время атаки на Филоту и Пармениона. Черный Клит, царский телохранитель, был старым суровым македонским воином. Ему нравились прежние традиции, он уважал и Филиппа, и Пармениона. Учиняя расправу, Александр воспользовался отсутствием в лагере Клита. Когда тот вернулся, Александр повысил солдата по службе, поставив его на освободившееся место. В будущем он и Гефестион должны были быть командирами конницы, то есть Клит должен был заступить на пост, который занимал покойный уже Филота. Клит, по всей видимости, был серьезно озабочен тем, что произошло, однако у него хватило здравого смысла, чтобы по крайней мере не выдавать своей обеспокоенности. Тем не менее то ли из солдатских писем, то ли из шпионских донесений стало известно о недовольстве Клита действиями Александра. Арриан описывает конфликт Александра и Клита в середине лета 328 года до н. э. в царском лагере в Мараканде:
Клит уже в течение некоторого времени осуждал перемену в Александре: ему не нравилась растущая увлеченность царя Востоком и лесть, которую ему расточали. Разгоряченный вином, он заявил, что успехи Александра незаслуженно возвеличивают. Да Александр и не совершил таких великих и дивных дел, которые содеяли они; то, что он сделал, в значительной степени дело всех македонцев. Александр обиделся на эти слова. Да и я [Арриан] считаю, что слова Клита были несправедливы. Так как большинство гостей к тому времени были уже пьяны, он, на мой взгляд, мог бы спокойно помолчать и, не унижая себя, не вступать в пререкания с хором льстецов. Но тут, как на грех, некоторые стали припоминать то, что сделал Филипп, и совершенно несправедливо называть дела его ничтожными и не заслуживающими удивления, таким образом угождая Александру. Клит, уже совершенно вне себя, потерял над собой контроль и стал превозносить Филиппа и принижать Александра и его дела. Был он уже совсем пьян, всячески поносил Александра и, между прочим, похвалялся, что он спас Александра в конном бою при Гранике. Дерзко протянув вперед свою правую руку, он воскликнул: «Вот эта самая рука, Александр, тогда спасла тебя». Александр, уже не в силах переносить дальше пьяные дерзости Клита, в гневе вскочил, но его удержали собутыльники. Клит не унимался. Александр крикнул охрану. На зов его никто не явился.
– Что?! – закричал он. – Или, по-вашему, я царь только по имени? Не хотите ли вы, как Бесс с единомышленниками, связать меня цепями, как Дария?
Теперь уже никто не смел его удержать. Он вскочил и, выхватив копье у одного из телохранителей, ударил им и убил Клита.
Рассказы об этом инциденте отличаются один от другого. Некоторые авторы утверждают, что это было не копье, а пика. Аристобул не упоминает о пирушке, по его словам, Клит мог бы остаться в живых, ибо, когда разгневанный Александр вскочил, чтобы убить его, царский телохранитель Птолемей вытолкал Клита за дверь и вывел за крепостную стену и ров. Клит, однако, вернулся на пирушку, вошел в зал и приблизился к Александру в тот момент, когда тот выкликнул его имя.
– Я здесь, Александр! – закричал он и в тот же момент упал под ударом.
Квинт Курций Руф также описывает ссору и заканчивает ее эпизодом, когда Александр, глядя на распростертое тело Клита, шепчет: «Отправляйся же к Филиппу, Пармениону и Атталу».
В соответствии с рассказом Арриана, Александр горько сожалел о том, что произошло, однако римский историк снова находит оправдания для македонского героя. Арриан пишет о глубокой обиде, которую Александр претерпел от старого македонца. Выпад Клита был той каплей, которая переполнила чашу терпения Александра, а сносил он обиды с момента смерти отца. Согласно Плутарху, Клит также восхвалял Пармениона и критиковал Александра за смерть полководца Аттала, зятя Пармениона. Клит олицетворял собой традиции. Он сражался в Персии, потому что был македонским военачальником и исполнял задание Александра, однако план персидской кампании был задуман еще Филиппом. Слова Клита свидетельствуют о глубоком разочаровании старого солдата в Александре, неодобрении его методов. Можно сказать, что здесь столкнулись две воинские традиции: школа Филиппа и школа Александра.
Если смерть Пармениона вызвала шок и ужас, то смерть Клита сгустила атмосферу страха, окутавшую высший командирский сослав Македонии. Арриан и Плутарх хотят уверить, что смерть Клита произошла в результате пьяной ссоры, однако это маловероятно. Слишком велико было разочарование, и зная особенности психики Александра, мы можем предположить, что Клиту он уже не доверял и не потерпел бы его присутствия. Незадолго до кровавой развязки Александр признался своим доверенным лицам, что у него был сон: он видел Клита, облаченного в траур, и сидел он между двумя мертвыми сыновьями Пармениона. Вот и простое доказательство того, как мысль рождает поступок. После смерти Клита Александр разыгрывал горюющего друга, глубоко раскаивающегося в совершенном. Александр был талантливым актером. Все драматические его жесты, рыдания, отказ от еды, нежелание кого-либо видеть были игрой на публику. Совершенно очевидно, что оскорбления, которые выслушал он от Клита, уязвили Александра. Царь и раньше с подозрением относился к этому представителю старой гвардии и не одобрял прямоту его речей. Если он уже избавился от Пармениона и Филоты, зачем ему терпеть такого человека, как Клит? Один удар – и он избавил себя от серьезного источника критики, а оппозицию от лидера. Убив Клита, а до того уничтожив Пармениона и Филоту, Александр этим поступком вновь предупреждал всех: если кто-нибудь решится критиковать царя или противоречить ему, пусть не думает, что прежняя дружба может помочь уйти от возмездия. Клит был братом старой кормилицы Александра, воином, спасшим ему жизнь при Гранике. Тем не менее если Клит оплакивал Филиппа, Аттала и Пармениона, то лучше и ему последовать за ними. Сохранились важные свидетельства того, что смерть Клита произошла не в результате пьяной ссоры, а явилась хорошо продуманным показательным уроком.