только одного — чтобы я был счастлив. Говорила, что рада за меня и гордится мной. Что я стал врачом и помогаю людям. Она любила во мне больше всего именно эту черту — мою доброту. И я признателен матери, что не гнобила меня за желание быть просто адекватным и человечным.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — согласилась Лиля, тяжело вздыхая. — Мне знакома эта проблема. Потому что моя мать была помешана на достатке. Сама она не смогла устроить свою личную жизнь. С отцом развелась, когда я училась в школе. Запрещала ему видеться со мной. А мне — отвечать на его письма. А когда я выросла и стала совершеннолетней, то мама вбивала мне в голову, что я должна найти себе богатого кавалера. Говорила, что я должна ее порадовать на старость лет. Привести в дом обеспеченного жениха. Говорила прочую чепуху, а я ей верила. — Лиля умолкла, отложив на белую салфетку нож и вилку. — Ты не подумай, я нормально отношусь к людям, которые зарабатывают. И вообще к деньгам. Просто я не верю, что счастье — это деньги. Сам по себе достаток не делает человека счастливым. Деньги в кармане у мужа не сделают женщину счастливой женой, если этот муж не уважает ее как человека. Как мать их общего ребенка. Все должно начинаться со взаимопонимания. Я считаю, что люди не могут сходиться по расчету. Обязательно должно быть совпадение характеров, взглядов на жизнь. Должна быть какая-то общая цель, совместный проект. У кого-то — дети, у кого-то — домашний бизнес, — рассуждала она довольно интересно. А я внимательно слушал. — Вот как у Валеры с Дашей. Детей нет, но есть кабанчики-свинки. Это их сближает. Может, даже и началось все с этого. — В ответ на это я кивнул. — Что? Да? Я права? Все началось с торговли мясом?

— Именно так. Дарья была розничным продавцом, а Валерий работал на оптового поставщика. Так они раззнакомились, решили уйти из наемного труда и основали собственный бизнес в пригороде. Продали свои квартиры и уехали в Демидовку.

— Ну вот. Они ведь не делали все это просто ради денег. Общей целью может быть что угодно.

Я выпил немного воды из бокала и сказал вслух то, что так и просилось на язык:

— Общий дом.

— Что? — переспросила Лиля.

И я повторил:

— Общий дом. Ты говоришь о том, что людей сближают общие проекты. Как пример можно назвать дом на два хозяина. Мы встретились, чтобы сложить усилия и довести до ума две половинки одной усадьбы. У меня были средства, но не было мотивации вкладывать их в чужую недвижимость. Хотя я очень хотел, чтобы ситуация изменилась. И вот она изменилась — появилась ты. Мышонок. В отличие от меня, вы очень нуждаетесь в жилье. У меня появилась мотивация вкладывать ресурсы во вторую половину дома. Чтобы в итоге получилось комфортное жилище для нас всех. И для тебя как для законной владелицы. И для меня как для ближайшего соседа. Довольна ты — доволен и я. Как тебе схема?

Лилия кокетливо потерла пальцами сережку. На ее слегка краснеющих щеках читалось смущение. Но ей было приятно, что я взял на себя ответственность и готов помочь им с Машей обрести счастливую жизнь на новом месте. А если хорошо девчонкам — хорошо и мне.

— Ты мне очень нравишься, Богдан, — сказала Лиля то, за чем обычно следует неприятное "но". И она это сделала. Продолжила совсем не теми словами, которые мне хотелось услышать. — Но я боюсь разочаровать тебя. Понимаешь? Собой настоящей. Такой, какая я есть на самом деле.

— Ну и какая же ты на самом деле? — Стало мне интересно. Я вновь обнял ее ладони, сжатые в кулачки. И стал натирать нежную кожу рук в ожидании ответа. — Расскажи мне. Я с удовольствием послушаю. Потому что я специально привез тебя сюда, чтобы нам никто не мешал. И ты смогла мне выговорить все, что у тебя внутри. Давай, не молчи. Тебе страшно? Чувствуешь сомнения? Считаешь себя недостойной обычного человеческого счастья? — Я говорил, возможно, слишком резко и цинично. Надо было мягче и не так быстро. Не так уже "в лоб". Но я понял это слишком поздно — когда у Лили стали собираться слезы на ресницах. Они формировались с одинаково пугающей скорость под обоими глазами. Красивыми, но дрожащими от слез изумрудами. И в конце концов вода сорвалась вниз и прочертила две прямые линии на алых щеках. — Прости, я не хотел тебя расстроить. Извини…

Я гладил ее похолодевшие ладони. Надеялся загладить вину за эти слезы. Видимо, копнул излишне грубо, глубоко. Отвык от неформального общения. Так не хотелось ее ранить, но сделал больно. Винил себя, корил за колкость слов. И хотел вернуться во времени хоть на пару минут назад, чтобы не видеть этих слез. Не видеть, как она расстроена из-за меня. И плачет, сидя за столиком в хорошем ресторане.

— Прости, мне надо подышать, — сказала она и поднялась со стула. — Где тут есть балкон или вроде того? Мне надо выйти и глотнуть немного воздуха.

Я показал рукой в том направлении, где была терраса. И Лилия спешным шагом застучала каблучками. Затем хлопнула дверью. Оставив меня в одиночестве.

Черт. Как же я себя ругал за те слова. Ну зачем я прикопался к человеку? Зачем? Неужели нельзя было без этих серьезных тем? Просто расслабиться и провести пару часиков как люди. Она ведь заслужила нормальных условий. Она не загнанная лошадь, не животное. Она молодая симпатичная женщина в расцвете сил. В меру зрелая, с жизненным опытом и милым ребенком, которому так нужен отец. Ее Мышонку нужен папа. И я мог бы заменить ей родного отца. Стать этим самым папой. Это и есть отношения серьезных взрослых людей, которые точно знают, чего хотят от жизни.

Поэтому спустя минуту ожиданий я сдернул с воротника накрахмаленную салфетку и покинул столик. Сидеть и ждать ее, слушая музыку, было мучительно больно. Довел бедную девушку до слез и отпустил на балкон. Еще не хватало, чтобы ей в голову полезли дурные мысли на ровном месте. Откуда мне знать, что она носит в душе? Может, все настолько плохо, что она и рассказать мне не может…

— Лиля? — Я вышел на террасу