По итогу мне просто надоело выслушивать все эти сентенции, и, говоря спортивным языком, на пятой минуте я взял тайм-аут, махнув рукой:

– Ладно, Катя, Бог с ним, с твоим клубом, и с Наставником вашим, в конце концов, у меня все равно все время занято работой, а тебе я бы посоветовал больше думать о нашем будущем сыне, и больше времени уделять своему здоровью, а не мотаться по холоду на другой конец города. Договорились?

– Я жду дочку! – вместо ответа заявила Катя и отправилась в ванную.

Так и закончился вечер – напряженным молчанием под разными одеялами, с книгами в руках…

Где-то в центре Москвы…

Маленький, лысый человек резко хлопнул ладонью о черную, полированную поверхность треугольного стола и закричал пронзительным фальцетом:

– Это черт знает что такое. Куда смотрела ваша служба, Дмитрий Дмитриевич?. Почему вы рекомендовали для работы по Пашутину этого… неважно. Молчите, я не желаю слушать оправданий. Да, я лично инструктировал его, но он начихал на мои инструкции. Что значит – «растерялся»? Что значит – «не предполагал»? Ах, Пашутин был пьян? Ну, это меняет дело… Извините, если я тут… А что же, внешнего наблюдения за Пашутиным в тот день не велось? Ну, хорошо… Значит так. Этого… да, Коваля. Отправьте его назад, в превентарий, и пусть поменьше болтает. Все равно, толку от него… Куда девались его хваленые знания и гениальная интуиция, хотел бы я знать? Вам не кажется, что в последнее время Коваль просто саботирует? Обещал создать м-м-м… Прибор, – и не просто не создал, а даже теоретически не описал. Обещал склонить на нашу сторону Пашутина – тоже, не просто не склонил, а даже не смог поговорить с ним.

Хорошо, Бог с ним, с Ковалем… Давайте так: попробуем прощупать, а потом – пугануть Пашутина, сегодня же ночью попробуем, а если и после этого он будет упорен в своем нежелании помочь нам… Дмитрий Дмитриевич! Поднимайте группу немедленного реагирования, разработайте план захвата Прибора и ликвидации Пашутина, и завтра с планом – ко мне. Что еще? Телохранитель? Один? Да еще и молодой, неопытный? Учтите это в плане на всякий случай, но я думаю, что он не сможет нам помешать. Все, всего доброго…

Учитель проводил взглядом Дмитрия Дмитриевича, потом, оставшись в одиночестве, некоторое время походил по кабинету, словно бы переключаясь внутренне на другой ритм, и наконец, сел к компьютеру. Коротенькие пальцы ловко пробежались по клавиатуре, и вскоре на экране высветился портрет немолодого, усталого человека с острым взглядом проницательных карих глаз.

Побежали строки текста: Коваль, Владимир Захарович, родился, учился, женился, работал…

– Тэк-с… – вслух проговорил Учитель, нажал еще несколько клавиш, и на экране появилась другая информация: Личные качества: логик, прагматичного склада, недоверчив к непроверенной информации любого уровня, педант. В работе приветствует принцип единоначалия, недоверчив с сотрудниками, старается полностью контролировать все этапы работ, склонен к утаиванию информации. В отстаивании своих взглядов последователен, иногда – до упрямства. Работу ставит на первое место в жизни (тест 19/04), очень честолюбив, но без диктаторских замашек, к критике относится спокойно (аномалия типажа).

В нерабочей обстановки – холоден, плохо идет на контакт, циничен до грубости при общении с людьми, чей социальный статус ниже (тест 09/01). Дружеские контакты – умеренные, в дружбе замкнут, позволяет ценить себя другим (закольцованный эгоизм). Болезненно реагирует на общение с детьми, раздражителен, злобен.

Сексуальная ориентация – гетеросексуал, особых отклонений не обнаружено, при тестировании выявлены скрытые склонности к визионизму и пассивному садизму (отцовский комплекс).

В политическом плане представляет интерес, как последовательный приверженец идеи прихода к власти старых управленцев-профессионалов, разбавленных молодыми интеллектуалами. Не агрессивен, но признает целесообразность насильственных действий и необходимости «малой крови», если это позволит избежать «крови большой». Асоциален в силу традиционно обеспеченного происхождения (среди родственников по отцовской линии – крупные чиновники царского правительства, работники Наркомата железных дорог, Министерства Тяжелой Промышленности, крупные ученые-физики).

Здоров, спортивен, склонен к эпикурейству, но без явно выраженных излишеств. К алкоголю не пристрастен, для снятия стресса предпочитает чтения и длительный сон (наблюдения).

Резюме: пригоден для работы в превентарии в качестве руководителя темы или проекта. Пригоден к агентурной работе в качестве агента убеждения. Пригоден к использованию в качестве агента связи. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА РУКОВОДЯЩИХ ДОЛЖНОСТЯХ. Индекс лояльности – 06.

Учитель дочитал последнюю строку, удовлетворенно откинулся на спинку удобного вертящегося кресла, хрустнул пальцами, потом встал, подошел к окну и замер перед открывшейся панорамой ночной Москвы, негромко бормоча:

– Что день грядущий нам готовит, а? Что?…

В понедельник я, как обычно, в восемь утра уже был в НИИЭАП, где меня ждала закрепленная за Пашутиным машина. Утро понедельника – кто ж тебя выдумал, а? Но работа есть работа, и в половине девятого я стоял перед новенькой, оббитой коричневым кожзамом, стальной дверью Игоревой коммуналки.

Вообще, по идее, Пашутин к моменту моего приезда уже должен был быть готов, одет, умыт и даже, что называется, позватракавши. Но это – именно по идее. А на самом деле такое случалось крайне редко – творческая натура Пашутина любила с утра сладко поспать, и чаще всего я поднимал электронщика с кровати, сержантским голосом командуя: «Рота, подъем!»

Понедельничное утро, понятное дело, было особенно сонным, и я уже заранее приготовился, что сейчас на мой звонок дверь откроет Элеонора Тимофеевна, и мне придется идти будить Пашутина, но все получилось по другому…

Едва мой указательный палец дотронулся до кнопки звонка, как дверь с характерным лязгом распахнулась, и передо мной предстал всклокоченный Пашутин с совершенно безумными глазами.

– Привет! Ты чего? Игорь, да что с тобой? – удивленно поинтересовался я, входя в квартиру. Пашутин с безумными глазами молча потащил меня за рукав через темный коридор в свою комнату.

В комнате царил жуткий бардак. У этого гения паяльника вообще-то было обычно… ну, мягко говоря, не прибрано, а тут перед моим удивленным взором предстал полный разгром…

– Тут что, обыск делали? – встревожено спросил я у Игоря. Тот помотал головой, и сказал сиплым шепотом, пугливо озираясь:

– Меня хотели застрелить. В меня стреляли. Через окно.

– Да ты что! Ты цел? Кто, когда, да рассказывай же! Что ты видел?

Игорь сел на разосланную кровать, глотнул апельсинового сока из яркого литрового пакета, стоящего посредине стола, и уже более привычным голосом заговорил: