Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уставился на Джима, пытаясь перекроить картину. Майкрофт солгал?
— Но Майкрофт…
— Майкрофт всё что угодно скажет. — Джим почти прошипел это.
— Это бред какой-то! — я вскипел. — Какого чёрта он мне лгал всё время?!
— Ты имеешь право злиться. — Джим придвинулся ко мне ближе, а я этого даже сначала не заметил. Был в ярости. — Все они скрывали от тебя кто ты есть. Может они испугались. — губы Джима дрогнули, их украсила улыбка. Он замолк, о чём-то думая.
Я же начал думать о том, что сижу почти вплотную к преступнику международного уровня. Джим как-то странно на меня покосился. Я обратил на него свой взор и встретил океан эмоций.
— Расскажи-ка мне всё, что наплели тебе эти людишки.
Я вкратце пересказал всё, что поведал мне Холмс. При упоминании Шерлока у Джима скрипнули зубы. Он ничего не ответил, а лишь достал телефон, набрав кому-то то ли СМС, то ли записав что-то в заметки.
— Какая захватывающая история. — голос был серьёзен и холоден, почти жесток. Но эта улыбка меня сбивает с толку. Почти маниакальная. — Адам со мной почти не общался. — вдруг заявил Джим. — Он жил своей жизнью, о его делах я не интересовался. Но он первый шагнул в этот мир.
Он имеет в виду криминальный? Скорее всего. Я было открыл рот, чтобы спросить почему, но Мориарти меня опередил.
— Хочу знать о тебе всё. — он хищно оскалился, а я от такого заявления опешил. — Мне понравились отчёты психологов о тебе. Ты читал их? — я кивнул, на что Мориарти дёрнул бровями. — 13 процентов… Особенно меня порадовали. — я хмыкнул про себя. — Они тебя не могут понять. — он разглядывал меня, как будто я картина на выставке. — Оперируют лишь поверхностными выводами. Ты куда сложнее, чем на тех засекреченных листах. Я это чувствую.
Я отвёл взгляд. Стало ужасно жарко. Я отгонял от себя мысли о «Молодом боге».
— Ты один? В смысле у тебя есть дети? — спросил я, дабы снова отвести тему от себя.
Джима, видимо, поразил этот вопрос.
— Уверен, что есть. — он немного усмехнулся.
Я пару секунд непонимающе смотрел на него. Это в моей голове тоже не укладывалось.
— Мне это тоже нужно. — говорил Джим, отчего то смотря себе под ноги. — Я не отрицаю свои потребностей, как некоторые.
О, я знаю, что ты нуждаешься. В смысле, что тебе это не чуждо. Я ощутил это на собственной заднице. Но я хотел выяснить твои предпочтения. Похоже, ты разностороннее меня.
— Что же насчёт тебя? — спросил Мориарти, заглядывая ко мне в душу. — Я всё ещё не удовлетворён.
Чё-ё-ёрт. Почему я снова сменил окраску? Он словно специально использует двусмысленные слова.
— А что? — нервно заулыбался я. — Вся моя жизнь, по крайней мере, которую я помню, полностью в досье. Ничего более.
— Врёшь. — выдвинул вердикт Джим. — Я же сказал, что досье — это чушь.
— Мне нечего рассказать, кроме того, что я тренировался с тринадцати лет не переставая, а затем выяснилось, что у меня есть дядя, и он… занимается совершенно противоположенными вещами.
Джим ухмыльнулся.
— Как грустно. Одни тренировки, никакого веселья.
— Да. — вздохнул я. — Ну, вообще нам разрешали выезжать за пределы три раза в месяц в среднем. — я улыбнулся, вспоминая все свои косяки. — Я гулял по Лондону, заходил в различные местечки, но больше всего мне нравилось ходить без цели. Так я хоть как-то чувствовал свободу.
Я обернулся к Мориарти. Тот меня внимательно слушал. Джим сейчас был странно похож на обычного человека — грустного и чуть уставшего. Мнение Майкрофта заставило меня ожидать чего-то страшного. Поэтому я волновался, когда чувствовал в Джиме человека. Но интуиция подсказывала, что это лишь обманчивая маска, таящая огонек безумия.
— Держать моего племянника взаперти было очень опасно. — он говорил это будто не мне, но взгляд проникал в моё подсознание. — Твоя комната, кстати, по соседству с моей. — Джим вдруг снова просиял и посмотрел на часы. — Ещё не передумал насчёт ванной?
Я помотал головой. Тогда он проводил меня прямо до комнаты и прежде чем отпустить в объятья одиночества оглядел меня с ног до головы. Этот взгляд был… Я не могу его понять. Вообще ничего сейчас не могу, пока не отпущу все тяготы воде. Комната была выдержана в бело-синей гамме, странно спокойной и приятной глазу, однако всё равно холодной. Я начал исследовать комнату. Всё такое просторное. Я скинул костюм и зашёл в комнату, которая заставила меня застыть на месте. Здесь тоже всё было в бело-синих тонах, но посреди на небольшом пьедестале стояла ванна на золотых ножках. Мне стало не очень удобно, я не был любителем всяких излишеств, но делать было нечего. Я включил воду, повернув резные краники и стал дожидаться, пока тепло наполнит холодную комнату. На стуле я обнаружил полотенца и положил их поближе к ванне. Пар пригласил меня окунуться в воду, и я медлить не стал. Все мышцы тут же расслабились, а мой стон блаженства был слышен на весь дом. Так то лучше.
Я просто смылся от Майкрофта. Я бросил всё. Новых друзей, свою комнату, хорошую сторону. Я резко вынырнул из обжигающей воды и перевесился через бортик тяжело дыша. Как мне справиться с этим? Лишь время…
Я не знал, что мне делать, когда покинул ванную, завёрнутый в полотенце. У меня с собой ничего не было. Ничего кроме костюма, телефона и ключей от комнаты на базе. Я подержал их в руке какое-то время, а затем резко поднялся, открыл окно и кинул их куда-то вперёд. Так будет легче забыть старое.
Мне принесли какую-то одежду. Удобные спортивные брюки и футболку с кроссовками. Всё как на базе. После переодевания я решил таки выйти на свет и спуститься вниз.
Казалось, что в доме никого нет, однако, пройдя почти до гостиной, я услышал голоса. Джим и Себастьян стояли друг напротив друга над столиком с какими-то картами. Заметив меня, Мориарти оскалился. Я не знал, что мне делать. Можно ли тут находиться? Или лучше уйти?
— Как насчёт позднего обеда, Эдвард? — спросил Джим, жестом говоря Морану убрать лишнее.
Я снова неловко кивнул, осматриваясь.
— Столовая чуть дальше. Пойдёмте. — скомандовал Мориарти, и я последовал за ним по прекрасным коридорам.
Да, столовая была тоже красивой, но меня больше привлёк стол, полный всяких странных блюд. Лобстеры? Что ж, неудивительно, однако я всё ещё не сторонник излишеств. Нас было всего трое.
— А больше никого нет? — поинтересовался я.
