Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чур, меня, — перекрестился Игнат, тотчас же трезвея. – Пора валить!
Гончар медленно, сжимая карту, вылез из-под стола. Побледневший и растерянный. Черти подозрительно смотрели. Игнат резко обернулся – девица и её кавалер улыбались, обнажив длинные клыки. Глаза нечистой силы заволокла мертвенная поволока.
Игнат понял, что жить ему осталось не более минуты. Он… вскочил и бросился к порогу. Целовальник преградил дорогу, Игнат быстренько осенил его крестом. С визгом, будто его обожгло – целовальник исчез. Черти настороженно следили за гостем, не трогаясь с места. Барин с девицей насмешливо усмехались.
— Чур, твою маму! – бормотал гончар, минуя сени.
— Держи вора!.. – полетело ему в спину адское многоголосье.
Игнат безоглядно попрыгал прочь – сопровождаемый зарницей. Полил крупный дождь, гончар промок до самых помидоров. Никто вроде не преследовал. Три километра – не расстояние для испуганного мозга. Ай, наконец-то околица родного хутора….
— А вот и моя изба, — гончар ввалился в калитку. Ноги расслабились и перестали держать. Игнат присел на крылечке. Машинально глянул на ладонь, всё ещё сжимающую карту. Это была дама пик.
***
Гончар куковал на крыльце до рассвета. Не в силах встать. Жена не узнала мужа – Игнат полностью поседел.
1996, 2017 (ред.).
«Сухой закон». Рассказ
В провинциальном городке Шандограде, населением 25 тысяч человек, в скромном частном домике, жила типичная семья: муж Василий Дмитриевич Зуев, жена Федосья Ивановна Зуева, мама супружеской четы Луша Сергеевна Зуева, козёл Иван Петрович Зуев, а также корова Зорька, цепной пёс Мамай, дворовый кот Маркиз и полудюжина курочек, — по фамилии Зуевы.
— Чёрт возьми, у нас отличная семейка! – любил говаривать козёл Иван Петрович, тряся растрёпанной бородкой. И залихватски подмигивал собачье-кошачьей паре, с коей дружил. Козлу было десять лет, и он обыкновенно занимался тем, что пасся в переулке Дружбы, что граничит с кладбищем «Майское».
— Гав! – вторил Мамай, радостно ёрзая в своей будке.
— Мяу! – лениво позёзывал кот Маркиз с крыши бани.
Семейная пара — лет по сорока. Не зрелость, но и не старость.
Жена Федосья Ивановна обслуживала мужа в едабельном и ебабельном смыслах, имела ласковые сиськи 3,5 размера, и немножко страдала нимфоманством.
Муж Василий Дмитриевич трудился старшим продавцом в магазине «Ударник». В свободное время – глушил рыбку и водку в речке Вонючке, в компании себе подобных глав типичных провинциальных семей. Летом. А зимой глушили только водку.
Чем занималась мама Луша Сергеевна – история умалчивает, возможно, кормила кур, ухаживала за коровкой и копалась в огородике.
* * *
Пятнадцатого мая Зуев, в обычном режиме, порулил на рабочее место… Проходя мимо памятнику Ленину, Василий Дмитриевич, по привычке, глянул на вождя мирового пролетариата, правая рука коего указывала на магазин «Ударник», как бы его рекламируя. Собственно магазин – находился в полусотне метров, по фасаду яркой лентой протянулся лозунг дорогой Компартии: «Водка – враг, но врагов мы не боимся!».
— Какого хрена?! – нахмурился Зуев, переводя, также по привычке, взгляд вниз — с трёхметрового Вождя на кучку завсегдатаев своего магазина, что толпились под бронзовым символом коммунизма.
— Сууука! – протяжным многоголосым стоном носились по округе злоба вкупе с растерянностью. Алкоголики орали, размахивали газетами и тешили ухо Ленина отборными словосочетаниями.
— Хм, — размыслил Зуев, не вдаваясь в эмоциональные оттенки. – Когда ж оне успели нажраться, обычно не раньше полудня…
Войдя в кабинет шефа, директора лавочки, старший продавец снова услышал:
— Суука! – глас, полный боли и тоски.
— А? – Зуев не успел толком поразиться, как ему была переброшена районная газетка «Знамя Ильича», изрядно скомканная.
— Прочти вслух! – приказал шеф.
Василий Дмитриевич пожал одним плечиком, развернул газетку… пожал другим плечиком.
— В предыдущую декаду, совхоз «Красный пахарь», вышел на первое место в районе по надоям молока. Самоотверженный труд бригады Молокановой З. И…
— На обложке читай, — попросил директор. Не грозно. Кажется, он всплакнул.
Старший продавец справился с перекрученной газетой и упёрся глазами в лицевую страницу. Стал читать, немножко запинаясь:
— Меры «Об усилении в борьбе с пьянством»… Постановление Съезда… Ну, понятно… «Сухой закон»… дата… подписи…
Он нервно смял газету. Задумался. В гости зашла недолгая пауза, присев в уголке, сжала строгие ножки.
— Так, вроде, не в первый раз… — наконец, взбрыкнул Зуев. – Чёт похожее было в США, и у нас при Хрущёве, и… при Брежневе…
— Короче, пизда, — отрезал директор, не вникая в лепет подчинённого. — Нас увольняют, а ещё Прощай рыбалка!
В кабинет забежал младший продавец Тимоха:
— Возля дверей народа тьма, час открытия настал. Чё делать?!
День за прилавком показался Василию Дмитриевичу кошмаром. Перед ним мелькали озлобленные морды и волосатые кулаки. А вечерком коллектив магазина нажрался в последний раз, прямо-таки от души, и расползся по домам.
* * *
На следующее утро в Шандограде наступила новая, без преувеличения, эра. Пьяные исчезли совсем. Попытки начать гнать собственную бормотуху, были в зародыше пресечены ментами позорными. За каждые сто грамм нелегальной продукции – барыги платили такой штраф, который сразу разрушал все коммерческие начинания.
«Ударник» простоял месяц бесхозным, а после райкомовские товарищи учредили там мебельную лавку. Название магазина оставили прежним, а лозунг Компартии почему-то не сняли.
Коллектив лавки уцелел в прежнем составе. Только с нюансом:
— Мы подумали и решили, что управляющим будет Зуев, — сказало ответственное лицо. – Тимоха станет продавцом, старшим и младшим в едином качестве.
— А я? – спросил бывший директор.
— Вы можете стать экспедитором и водителем при лавке, — ответило лицо.
— Но! Почему так? – с надрывом вопросил экс-директор.
– Не нравится, валите к этой матери, — равнодушно подытожило лицо. О том, что к секретарю райкома приходила Федосья Ивановна Зуева и просила за мужа, путём двусмысленного смысла, — лицо барски промолчало.
* * *
Коллектив не рассорился, а может и рассорился. Но рыбалки прекратились. Хотя естество коллег очень часто требовало горячей выпивки! В градусном магазине непьющих не бывает.
Неизвестно, как выходили из положения Тимоха и экс-директор, а Василий Дмитриевич наполнял