– Кевин! – окликнула его Нимуэ. – Садись на коня и поезжай.

Мерлин поднялся на ноги; движения его были медленны и скованны. Он повернулся к лошади, и Нимуэ поняла, что сейчас, когда он находится под воздействием заклинания, ей следует отдавать безукоризненно точные приказы.

– Сперва оденься, – велела она.

Кевин послушно натянул одежду и подпоясался. Он двигался напряженно, словно через силу, и в свете звезд Нимуэ увидела, как блестят его глаза. Теперь, очутившись под властью заклятья, Кевин понял, что Нимуэ предала его. От боли и безумной нежности у Нимуэ перехватило дыхание. Ей захотелось вновь уложить Кевина, и снять заклятье, и покрыть изуродованное лицо Мерлина поцелуями, и оплакать их преданную любовь…

«Но я тоже связана клятвой. Это судьба».

Нимуэ оделась, уселась в седло, и они неспешно двинулись в сторону Авалона. На рассвете нужно быть на берегу. Моргейна пришлет за ними ладью.

За несколько часов до рассвета Моргейна пробудилась от тревожного, беспокойного сна и почувствовала, что Нимуэ исполнила порученное ей дело. Моргейна бесшумно оделась и разбудила Ниниану и приставленных к ней жриц. Те медленно спустились вслед за ней к берегу. Жрицы были облачены в темные платья и туники из пятнистых оленьих шкур; волосы их были заплетены в косу, и у каждой на поясе висел серповидный нож. Они молча ждали. Ниниана и Моргейна стояли впереди. Когда на небе зарделся первый отсвет зари, Моргейна отослала ладью на другой берег, и осталась стоять, глядя, как та скрывается в тумане.

Они ждали. Утро разгоралось, и в тот самый миг, когда солнце показалось из-за горизонта, ладья снова вынырнула из тумана. Нимуэ стояла на носу ладьи, закутавшись в плащ, высокая и стройная. Но Моргейна не могла разглядеть лица девушки – его скрывал низко опущенный капюшон. На дне ладьи виднелась скорчившаяся фигура.

«Что она с ним сделала? Он мертв или связан чарами?» И внезапно Моргейне захотелось, чтоб Кевин и вправду оказался мертв, чтоб он умер в отчаянье или ужасе. Дважды этот человек доводил ее до бешенства, дважды она обзывала его предателем – и вот в третий раз он действительно предал Авалон, похитив из тайника Священные реликвии. О, да, он заслужил смерти – даже той, которая поджидала его! Моргейна уже переговорила с друидами, и те единодушно согласились, чтобы изменник нашел свой конец в дубовой роще; скорая, милосердная смерть – не для него. Подобного предательства Британия не ведала со времен Эйлен, что тайно вышла замуж за сына римского проконсула и своими лживыми прорицаниями помешала Племенам восстать и сбросить владычество римлян. Эйлен умерла на костре, и три ее жрицы – вместе с нею. А деяние Кевина было не просто предательством, но еще и святотатством – как совершила святотатство Эйлен, выдавая свой голос за голос Богини. Такое нельзя оставлять безнаказанным.

Двое гребцов помогли Мерлину подняться на ноги. Кевин был полураздет; неплотно подпоясанное одеяние едва скрывало наготу. Волосы растрепаны, лицо застыло… то ли Нимуэ чем-то опоила его, то ли околдовала. Кевин попытался шагнуть вперед, но, лишенный привычной опоры – своих палок, – потерял равновесие и схватился за первое, что попалось под руку. Нимуэ стояла, не шевелясь, не глядя на Мерлина; она так и не сняла капюшон. Но тут первые солнечные лучи коснулись лица Мерлина, и заклинание развеялось. Моргейна увидела, как в глазах его вспыхнул страх; Кевин осознал, где он находится и что произошло.

Мерлин, щурясь, взглянул на Нимуэ. А затем он в одно мгновенье осознал всю глубину своего падения; на лице его отразились потрясение и стыд, и Кевин опустил голову.

« Что ж, теперь он знает не только то, каково предавать, но то, и каково быть преданным».

Но потом Моргейна взглянула на Нимуэ. Девушка была бледна, в лице – ни кровинки, длинные волосы в беспорядке, хоть Нимуэ и пыталась их наспех заплести. Нимуэ взглянула на Кевина, губы ее задрожали, и девушка поспешно отвела взгляд.

"Так она тоже любит его! Чары подействовали и на нее! Мне следовало бы это предвидеть, – подумала Моргейна. – Ведь столь могущественное заклинание неизбежно подействует и на своего творца".

Но Нимуэ низко поклонилась Моргейне, как того требовали авалонские обычаи.

– Владычица и Матерь, – произнесла она бесцветным голосом, – я привела к тебе предателя, похитившего Священные реликвии.

Моргейна шагнула к девушке и обняла ее; Нимуэ съежилась от ее прикосновения.

– С возвращением тебя, Нимуэ, жрица, сестра, – сказала Моргейна и поцеловала девушку во влажную щеку. Она всей душой ощущала, как плохо сейчас Нимуэ.

«О Богиня, неужто это погубит и ее? Если так – слишком дорого мы заплатили за смерть Кевина».

– Идем же, Нимуэ, – с состраданием произнесла Моргейна. – Пусть сестры отведут тебя обратно в Дом дев. Твои труды окончены. Тебе нет нужды смотреть, что произойдет дальше, – ты исполнила свою часть работы. Довольно с тебя страданий.

– А что будет с… с ним? – прошептала Нимуэ. Моргейна прижала девушку к себе.

– Дитя, дитя, – пусть это тебя более не волнует. Ты мужественно исполнила свой долг, и этого довольно.

Нимуэ судорожно вздохнула, словно собираясь заплакать, но не заплакала. Она взглянула на Кевина, но тот не смотрел на нее, и в конце концов Нимуэ позволила двум жрицам увести себя. Девушку била такая дрожь, что сама она вряд ли смогла бы идти. Моргейна негромко велела сопровождающим:

– Не мучайте ее расспросами. Сделанного не воротишь. Оставьте ее в покое.

Когда Нимуэ ушла, Моргейна повернулась к Кевину. Она взглянула в глаза Мерлину, и ее пронзила боль. Этот человек был ее любовником. Мало того – из всех мужчин лишь он один никогда не старался втянуть ее ни в какие интриги, никогда не пытался воспользоваться ее знатностью или высокопоставленным положением, никогда не просил у нее ничего, кроме любви. Он приехал за ней в Тинтагель, чтоб вернуть ее к жизни, он предстал перед ней в облике бога. Возможно, он был единственным ее другом в этой жизни.

Но все же Моргейна преодолела чудовищную боль, сдавившую ей горло, и произнесла:

– Ну что ж, Кевин Арфист, вероломный Мерлин, лживый Посланец, – найдется ли у тебя, что сказать Ей, прежде чем ты встретишься с Ее карой?

Кевин покачал головой.

– Ничего такого, что показалось бы тебе заслуживающим внимания, Владычица Озера.

Сквозь боль, окутывавшую сознание Моргейны пробилось воспоминание: «Ведь это он первым назвал меня этим титулом».

– Быть по сему, – сказала Моргейна, чувствуя, что лицо ее закаменело. – Ведите его.

Кевин сделал шаг, затем вдруг повернулся и взглянул в лицо Моргейне, вызывающе вскинув голову.

– Нет, погодите! – воскликнул он. – Я все-таки нашел, что тебе сказать, Моргейна Авалонская! Когда-то я уже говорил тебе, что не пожалею жизни ради Богини. И теперь я скажу: все, что я сделал, я сделал ради Нее.