Метеорит Чантамапу и есть тот пупок,

Что развязался и занемог!

Соединявший Небо и Землю

Рухнул рядом – на света краю.

В тамошних местах всегда

Бродит множество люда.

Где искать, укажут копытом.

Да будет любовь тебе открыта!

Казалось бы – изрядная белиберда. Но самое темное неведение озаряется подчас счастливыми прозрениями…

Шухлик настолько привык к устойчивому равновесию, что, покинув страну Чашма, сразу споткнулся и упал. Да вообще весь первый день пути то и дело падал. Странно, наверное, было смотреть со стороны.

Даже Чу ничем не могло помочь. Оно развлекалось, поглядывая на люд, помянутый Зуром-уравнителем, – на пешеходов, всадников и прочих путников. Все они казались недавно слепленными из красной глины, и тянулись куда-то бесконечной чередой.

– Тот купец потеряет много денег. Конечно, можно его предупредить, но утрата, в конце концов, пойдет ему на пользу. Вон жеребец, который победит завтра на скачках. Хотя лучше бы для него прийти вторым, потому что его украдут через неделю, и он сломает ногу! А этот странник всю жизнь будет искать райский источник Каусар. Уже дряхлым стариком прильнет в конце пути к обилию и полноте, то есть к истинной любви! Вот мальчик в придорожной пыли, сопливый и грязный, – он проживет сто пятьдесят три года и покорит весь мир, открыв такие чувства, которые даже мне не снились…

Шухлик теперь отличал голос Чу от всяких фантазий и вымыслов, рождавшихся порой в голове, как мыльные пузыри.

Чу – это предчувствие, предзнание того, что непременно случится, но чего все-таки можно, при желании, избежать. Его лучше слышно, когда в голове пусто, – никаких помех от мыслей, чистый эфир без посторонних передач.

– Знаешь ли, – сказало Чу. – Странно, что джинн Малай даже не пришел тебя проводить, но ты с ним еще увидишься. А сегодня повстречаешь симпатичного дикого осла. Правда, он с легким приветом. Обязательно скажи ему, чтобы через два дня на третий не скакал, как шальной, по горам.

Чу уже настолько окрепло, что переросло все внутренние чувства и заняло место среди внешних. Помимо пяти известных, оно стало шестым, с помощью которого Шухлик запросто заглядывал в будущее, как за угол ближайшего дома, и оказывался в нужном месте, в нужное время.

К вечеру он действительно заприметил дикого осла. Это был рослый – полтора метра с ушами – красавец. Шкура каштанового цвета с белыми подпалинами на ногах и брюхе.

Невероятно ловко взбирался на утесы. Стремительно спускался в ущелья. Не скользил, не спотыкался, что бывает даже с архарами. Прекрасный отважный бегун, порхавший, как бабочка, над расселинами и пропастями! Но точно – с приветом. В голове, как говорится, сквозняк, уносящий легкие мысли. Едва не врезался в Шухлика, спрыгнув со скалы на дорогу.

Его звали Кианг. Еле удерживаясь на месте, перебирая ногами, он рассказал, как обрушился с неба, в огне и дыме, целый каменный пуп.

– Наверняка тот, что сочетал Землю с Небом! – и указал копытом, в какой стороне искать.

– Сделай одолжение, – попросил Шухлик. – Через два дня на третий не скачи, как полоумный, по горам. Отлежись, братец, в тихом местечке!

– Еще бы, благородный ходжа! – заржал Кианг. – Залягу хоть на целую неделю, как разбойник, подстерегающий караван! Будь спокоен!

Взбрыкнул и умчался вверх по отвесным скалам, будто упрямый горный баран.

– Все мы, конечно, братья, – вздохнуло Чу. – Но не по разуму!

Сперва Шухлик нашел пару камней – Баш и Башиху, которые прямо сказали, что они не те, за кого их принимают.

Затем обнаружил конь-камень, зарывшийся по голову в землю. Сколько ни старался выкопать, конь-камень, как вредный жучила, только глубже закапывался и, наконец, осерчав, развалился на тысячу никчемных осколков.

Еще через день Шухлик вышел на луг, где надумал попастись, но, едва пригнул голову, как различил под землей огромный зеленый камень. Закрыл глаза и разглядел еще лучше.

– Да, тут видно без глаз! – воскликнул рыжий ослик. – Это метеорит Чантамапу!

Вспомнив, как ловко утконосы копают норы, он принялся разгребать землю копытами. И головой помогал. Рыл и рыл – до тех пор, пока не выставился каменный живот.

Может, внешне он и напоминал пупок, но по сути ничего общего с ним не имел. При свете дня метеорит уже не выглядел огромным и зеленым. Прилетел издалека, а вылитый булыжник!

«Ну вот, тщетные усилия! – огорчился Шухлик. – Столько стараний, а все напрасно! Зачем мне этот каменюка?»

– Боюсь, что от него уже никуда не денешься, – вздохнуло Чу. – Не могу сказать с полной уверенностью, но, похоже, – это камень судьбы. Придется взвалить на спину!»

Рыжий ослик с трудом приподнял его. Камень был куда серьезнее, чем казался с виду. Шухлик еле тащился. Скорее мертвый, чем живой, от тяжести такой поклажи. Ну и судьба! Вот уж откопал на свою голову! Так и подмывало скинуть камень в придорожную канаву, но Чу останавливало.

– Всю жизнь будешь жалеть, если бросишь!

А прохожие потешались, кто во что горазд.

– Видно, больших денег стоит этот бриллиант!

– Да ослу все равно, чего везти! Что ни навьючь, счастлив будет!

Мрачные кочевники-бедуины с закрытыми от солнца лицами показывали своим верблюдам на глупого осла – мол, не берите с него пример. Пара одногорбых, выразив полное презрение, плюнули в Шухлика.

«Наверное, им давно хотелось куда-нибудь плюнуть – вот и дождались, – подумал он, и даже не обиделся. – Это их беда, а ко мне не имеет отношения! Они плюют в тот образ, что создали в своих головах, а я просто тащу камень судьбы».

Солнце стояло в зените. Спина трещала и раскалывалась. Ноги едва шевелились под непосильным бременем, а Чу уговаривало свернуть с дороги, миновать предгорья и заглянуть в соседнее ущелье.

Ох, до чего же не хотелось! Однако когда рыжий ослик упрямился, не подчинялся Чу, душа его так тревожилась и тяготилась, будто не камень, а целая скала давила на нее. Кое-как, кряхтя и охая, добрался он до ущелья и глазам своим не поверил. Иной раз страшно и больно им верить!

На дне сидели, подобно ведьмам, стервятники. Дожидаясь своего часа, торопя его, вытягивали бритые розовые шеи. А посреди их колдовского круга лежал, как мешок с костями, знакомый дикий осел. Как-то угораздило его сорваться со скалы.

– Шайтан подтолкнул… – прошептал он.

Когда Шухлик приблизился и склонился над Киангом, то вдруг почувствовал, будто лопнул какой-то кокон, в котором он томился, как джинн в тесном горшочке. Он ощутил себя легким мотыльком-однодневкой, и каждый миг сразу стал таким неспешным, что можно было оглядеть его со всех сторон, разобраться, каков он, а затем изменить.