Хотя в человеческие природе заложены необходимые основания для утверждения добра, вместе с тем нельзя не видеть, что добро пребывает в постоянной борьбе со злом. Стало быть, добро имеет относительный характер, отсюда нравственность должна располагать безусловным началом.

Говоря о религиозном начале нравственности, Соловьев связывает его с религиозным отношением детей к родителям, возникающим в первобытном человечестве. Для детей идея Божества впервые воплощается в живом образе родителей. Почитание умерших отцов и предков занимает первостепенное место в развитии религиозно-нравственных отношений. По словам Соловьева, «не страх, а смерть дает человечеству первых богов»[1958]. Стало быть, религия первобытной семьи определяется представлением отца, или ближайшего предка, сначала живого, а потом умершего, имеющего характер Провидения, из которого вытекает для человека нравственные обязанности — почитания, служения, повиновения.

В дальнейшем в ходе исторического развития образуются боги общинные, племенные, пока, наконец, религиозное сознание не достигнет «идеи всеобщего Отца небесного с Его всеобъемлющим Провидением»[1959]. Именно от этой естественной религии получают свою разумную санкцию все требования нравственности.

В своем понимании нравственности Соловьев сходится с Кантом, этическое учение которого он высоко ценит, называя его «Лавуазье нравственной философии»[1960]. Заслугу Канта в этой сфере он связывает с его принципом априорности, утверждающим автономность нравственных законов, а также с его всеобщим категорическим императивом. Согласно Соловьеву, нравственный закон должен иметь безусловную необходимость, т. е. он должен иметь значение безусловно для всех разумных существ. Стало быть, основание его обязательности не может лежать ни в природе того или другого существа, ни в условиях внешнего мира, в которые эти существа поставлены, но это обоснование должно заключаться в априорных понятиях чистого разума, общего всем разумным существам.

Вслед за Кантом, Соловьев выводит Бога и бессмертие души из нравственности, утверждая этим ее самодостаточность, ее независимость от религии и метафизики. Так у Соловьева читаем: «Создавая нравственную философию, разум только развивает… изначала присущую ему идею добра»[1961]. И тем не менее, даже будучи самодостаточной, философия нравственности не может быть полностью отделена от метафизики и религии, поскольку только богочеловеческий процесс и конечное торжество божественного всеединства формирует фундамент нравственности — действительность сверхчеловеческого добра. По словам Соловьева, «нравственность самозаконна именно потому, что ее сущность не есть отвлеченная формула, висящая в воздухе, а имеет в себе все условия своей действительности. И то, что необходимо предполагается нравственною жизнью — существование Бога и бессмертие души — не есть требование чего-то другого, привходящего к нравственности, а есть ее собственная, внутренняя основа. Бог и душа суть не постулаты нравственного закона, а прямые образующие силы нравственной действительности»[1962]. Действительность Божества не есть вывод из религиозного ощущения, а содержание этого ощущения — то самое, что ощущается. И если есть религиозное ощущение высшего начала, рассуждает далее Соловьев, то «есть то, что в нем дано, что в нем ощущается. Есть Бог в нас, —значит, Онесть»[1963] [1964]. В жизненном, деятельном утверждении Бога заключается сущность нравственности. Добро или Бог ест ее безусловное начало. Задача человека заключается в том, чтобы утвердить свое совершенное единство с Богом.

Третья часть трактата — это объективная этика, в которой Соловьев пытается понять осуществление добра в мире как внутреннее содержание процесса мировой эволюции. Для Соловьева верить в Добро — значит видеть нравственный смысл не только в историческом развитии человека, но и в космическом процессе, который в постепенном восхождении возвышается от мира органического к человеку и через человека — к Царствию Божию. Космический процесс постепенно переходит в исторический. История, по существу, имеет в своей основе то же начало, что и жизнь космоса, а именно «становление абсолютного» в «другом», в хаосе бытия. Это есть, по сути, богочеловеческий процесс, поскольку, по Соловьеву, весь исторический процесс неуклонно и необходимо ведет к торжеству добра, т. е. к «воплощению божественной идеи в мире».

По словам Соловьева, «исторический процесс есть долгий и трудный переход от зверочеловечества к богочеловечеству»т. И если цель мирового процесса есть откровение Царства Божия, или совершенного нравственного порядка, осуществляемого новым человечеством, духовно вырастающим из Богочеловека, то ясно, что этому универсальному явлению должно предшествовать индивидуальное явление самого Богочеловека. По своему содержанию и смыслу мировой процесс есть процесс богочеловецеский, а потому и богоматериальный, ибо духовное и телесное неразрывно в человеке. В ступенях этого процесса Соловьев выделяет ряд повышений бытия. Таких ступеней он насчитывает пять: царство неорганическое, царство растительное, царство животное, царство человеческое и царство Божие.

Все эти царства связаны между собой общим содержанием, которое преемственно передается от одного к другому. При этом каждое порле- дующее царство не упраздняет предыдущего, а сохраняет его в себе и пользуется им для высших целей. Рассматриваемый таким образом мировой процесс есть не только процесс развития и совершенствования, но и процесс «собирания вселенной». И если «высшая задача человека как такового (чистого человека)… состоит в том, чтобы собирать вселенную в идее», то задача «Царства Божия состоит в том, чтобы собирать вселенную в действительности»[1965]. Эта историческая точка зрения Соловьева) на человечество сопряжена с его мыслью о том, что Добро всеединое осуществляется не в сознании и жизни изолированной личности, а в соби- I рательной жизни человечества, во всемирной истории, которая завершает- и ся явлением совершенного царства Божия. Конечный результат развития мира — утверждение царства Божия как воплощения абсолютного добра. ^ Установление в мире совершенной гармонии и тесное соединение Бога с миром возможны лишь на основе взаимной любви Бога и существ.

Если, таким образом, Добро в истории может осуществляться не ина- ' че, как через коллективную жизнь человечества, то, значит, существует не только личная, но й собирательная нравственность. Этим фактически Соловьев утверждает, что весь нравственный прогресс, даже в сфере личной, совершается через сферу общественную. И этот прогресс в нравах Соловьев объясняет успехами общественной организации. «Для нас, — подчеркивает он, — всякая общественная организация интересна и желательна, лишь поскольку в ней воплощается нравственное начало — поскольку ею оправдывается добро»ш. Начало совершенного добра, открывшееся в христианстве, требует, чтобы человеческое общество становилось организованной нравственностью, чтобы общественная организация действительно подчинялась безусловному нравственному началу. И раз установлена необходимость собирательной нравственности, то высшей ее нормой оказывается «принцип человеческого достоинства, ши безусловное значение каждого лица, в силу чего общество определяется как внутреннее, свободное согласие всех… как организованная нравственность».