– Дак… ить… но ведь выгорело же дело-то!

– Да ну? А теперь быстренько уточни мне, на какую конкретно сумму «за содействие» ты попал?

– Ой, так всего… десятина с зарплаты, ежемесячная… – не сразу въехав, пустился перечислять он. – Да с дьяковского жалованья… так же… ну а маманя, ясное дельце, свою долю отсыпет, яйцами свежими, деревенскими… И это… ещё…

– Добавляй.

– Семью Шмулинсонов на всё лето в гости, при полном обеспечении… – всё ещё не до конца веря, куда вляпался, продолжал загибать пальцы наш недоумок.

– А если свадьба не состоится?

– А тогда и платить не надо! Тока неустойку… в том же разрезе… и чтоб всей семьёй на лето… но ить зато уже без яиц! Чё не так-то, отец родной?

– Дьяк Филька тебе отец, – устало отмахнулся я, шагая на порог. – Заходи давай, у нас тут, кажется, внеочередное расследование на носу. Вечером напомни мне по поводу Абрама Моисеевича, я с ним сам отдельно побеседую.

– Тсс!!!

– Это ты мне?

– Тсс! Ну нешто не слышите, Никита Иванович? – припадая ухом к закрытой двери, умоляюще глянул на меня Митька. – Шум, сопение, стоны, как бы не убивали кого!

– А может, совсем наоборот. – Я вспомнил масляные взгляды домового и нашу бабушку, кокетничающую с ним напропалую.

– Вы о чём энто? – разом набычился маменькин сын. – Негоже такие мысли о своём же почётном сотруднике лелеять, а Назиму ихнему я самолично нос через ухо выверну! Вот ужо, ужо, ужо…

– Отставить засучивать рукава! Давай хоть постучим сначала, как культурные люди…

– Вежливость, она добра молодца завсегда с ног до головы красит, – чинно согласился он и двинул в дверь кулаком. Две доски треснули… Шум внутри на мгновение прекратился, потом раздался гневный мявк Василия и грозное «на шашлык зарэжу, да!», а ещё вроде бы тихий всхлип Яги.

Мы с Митяем, не сговариваясь, ударили плечом в дверь. Короче, мы её практически выломали из косяка… Хотя «мы» – это громко сказано, моя помощь была минимальной. Но не фиг было запираться! Тем более что там действительно происходило убийство… или что-то в этом роде… слегка напоминающее…

– Руки вверх, все арестованы! – как можно громче рявкнул я. Хотя на самом деле… Ох! Только бы не заржать в голос – бабка не простит…

– Никитушка, Митенька… Вы тока гляньте, что ж тут такое деется! – еле слышно пролепетала наша опытнейшая эксперт-криминалистка, обводя руками растерзанную избу. Ну а что особенного – Бородинское поле, говорят, похлеще выглядело…

Белёная печь облита тремя видами соусов, битая посуда на полу скрипит под каблуками. Стол перевёрнут, а под ним, путаясь в сорванных занавесках, насмерть бьются две низкорослые фигурки – наш Васька и наш же домовой! Какая муха укусила их одновременно, да ещё за одно и то же место?

– Младший сотрудник Лобов, примените профилактические меры в виде окунания хулиганствующих элементов в бадью с водой. И макать обоих до полного успокоения!

– То исть покуда не осознают, – сурово кивнул он, сгрёб смутьянов в охапку, сунул в бадью и принялся упоённо полоскать, невзирая на вой и жуткие проклятия. Я поставил табурет в уголок, скромно присел и достал планшетку…

– Заявление будем подавать, гражданочка?

– Дак ить… они ж! Васенька-то, кровиночка родная, первым начал… а Назимушка и не подумал… Ну, и… увлеклись оба… Я уж и так, и так, а ты заявление! Да вот, буду! И подам! Что ты думаешь, раз я сама в отделении без сна, без продыху спину гну, меня милицией и защищать не надо?! А ну пиши сей же час и сажай обоих по всей строгости закона!

От изумления кот и домовой разом прекратили бултыхание в бадье, воззрившись на Ягу круглыми как пятаки глазами. Мой напарник если и удивился чуточку, то виду не подал и процесс окунания продолжал с прежним рвением.

– Составляю протокол, рассказывайте.

– Как тока ты, сокол, по служебным делам отправился, я Васеньку усталого, приезжего, в дом повела, сметанкою баловать. А Назимушка-то и говорит из-за печки…

Далее я не писал ничего, потому что закусил кожаный ремешок планшетки и втихую гоготал, отвернувшись к стене. Благо разгорячённая дачей показаний Яга внимания никакого уже не обращала, а добрейшей души Митенька видел во всём произошедшем истинную шекспировскую трагедию…

Короче, если кто не понял – Васька и Назим не поделили бабку! Как – конкретно, по-пацановски; какую – одну, нашу. Кот не понял, что можно чесать за ухом кого-то, кроме него; домовой неправильно оценил женскую любовь к домашним животным. Слово за слово, зуб за зуб, и пошла потасовка… Сама Яга в это дело не вмешивалась, пускай мужики по-свойски разбираются. Когда «разборки» перешагнули все разумные пределы, появились мы. То есть жутко вовремя, как всегда…

– Что делать с ослушниками будем? – подняв присмиревших ревнивцев за шиворот, спросил мой младший сотрудник. – По суду судить али по совести? Ибо с моей, товарищеской, точки зрения вина их велика и токмо смертью искупима…

Наша заслуженная сослуживица охнула, схватившись за сердце. Митя удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Хотя, с другой стороны, при взгляде незамутнённом видно, что бабуленька наша сама энто противустояние спровоцировала. Я ить давно замечал, как она с котом заигрывала… А тут вона домовому глазки строить начала! Хоть в нём, как в мужчине, и красы-то всей – один нос впечатляющий…

Яга скрипнула зубом и пришла в себя.

– Граждане Василий и Назим что-то могут сказать в своё оправдание? – поспешил вмешаться я.

Кот, чуть развернув корпус, не глядя пнул домового под коленку, тот, подпрыгнув, дал противнику по уху. Мирного разрешения ситуации не предвиделось.

– Мить, выводи обоих во двор, бери еремеевскую пищаль… да, не забудь спросить о последнем желании.

– Это святое, – серьёзно согласился мой младший сотрудник. Переглянувшись, один из задир упал с морды, другой – с лица.

– Никитушка, – очнулась бабка, – а ежели я, тьфу, да и не буду энто заявление писать?

– Поздно. Разрешаю подойти и проститься… – Мне с трудом удалось удержать замогильность голоса и незаметно подмигнуть Яге.

Наша эксперт-криминалистка тоже дурой никогда не была, а потому, кряхтя, подошла к каждому, мелко перекрестила и, молча достав из сундучка чёрный платок, не торопясь повязала его на седую голову. Назим, закатив глаза, молился кому-то по азербайджански, а Васька всё пытался хрипло мяукнуть что-то жалобное и не по существу, но под неподкупным