– Однако, исключительно из уважения к Бабе-Яге, как опытнейшему и ценнейшему сотруднику нашего отделения, – строго продолжил я, – на первый раз расстрел заменяется устным порицанием. Обещаете больше не огорчать бабушку?

Кот и домовой со слезами бросились в объятия друг друга, изо всех сил демонстрируя дружбу навеки! Примерно в этот вот умилительный момент за окном раздалось знакомое хриплое карканье. Что ж, выслушаем, что нам имеет предложить гражданин отпетый уголовник… Надеюсь, речь пойдёт не о попытке возвращения Олёны? В противном случае даже я из пищали с такого расстояния не промахнусь…

Чёрный ворон размером с хорошую бройлерную курицу ждал меня, нахохлившись, на завалинке. Он неприязненно косил фиолетовым глазом, угрожающе задирая отполированный до блеска клюв. Я по-хозяйски присел рядом, заставляя его подвинуться.

– Чему обязан?

– Давненько не виделись, участковый…

– Работы много… Как родное гнездо, жена, яйца?

– Я по делу, – сухо отмёл все сантименты пернатый посланник Кощея. – Господин мой повелевает тебе, рабу ничтожн… В общем, дальше лучше я своими словами. Встретиться ему надо с тобой и переговорить лично. Дело тонкое, семейное, для лишних ушей недопустимое…

– Так я и думал… Передайте Кощею, что мои личные, семейные дела его уже не касаются. Олёна свободный человек, полноценная гражданка Лукошкина и, находясь под защитой закона, имеет право…

– Да тьфу на тебя с твоими правами! – возмущённо подпрыгнул ворон. – При чём тут бывшая Олёнка-бесовка! У Кощея таких-то небось не одним десятком мерится. О его семейственной жизни речь идёт!

– ..!

Других слов не нашлось. Значит, у этого костлявого маньяка ещё и семья есть! Жена, дети, тёща, зять, свёкор, золовка, троюродная тётя и две прабабушки… не надо сказок!

– Вот тока смеяться тоже не надо! – в тему поправила меня говорящая птица. – Кощей, он, знаешь ли, не чурбан бесчувственный, и ничто человеческое ему не чуждо. К примеру, проведал он, что ни ступы, ни избушки на курьих ножках, ни Сивки-Бурки у вас с собой не наблюдается. Потому господин мой благородно сам сюда пожалует… И просил передать к сведению, что визит его сугубо мирный. Так чтоб и с вашей стороны чего всякого не было – капканов там, волчьих ям, ловушек глупых…

– То есть он идёт к нам на переговоры. А явку с повинной захватить не намерен?

– Не шути так, участковый, я ж животик надорву… Кощей, он – вор в законе, на фуфле не ведётся, с ментами не сусолит. А дело серьёзное…

– Договорились. – Я встал, хлопнув себя по коленям. – Жду гражданина Бессмертного в двенадцать ночи, у нас за околицей, близ реки, под высокой берёзой.

– Один придёшь?

– С Ягой и Митькой.

– Их знаем. – Ворон тоже расправил крылья. – Желаю здравствовать… до ночи!

Улетел он с традиционным карканьем, не отказав себе в удовольствии перепугать по пути полдеревни. Когда чёрная точка окончательно скрылась с глаз, я вернулся в дом…

* * *

На столе дымился чугунок с харчо, томились бараньи потроха в виноградных листьях, ароматно пах свежий лаваш, отдельно стояла объёмистая бутылочка азербайджанского сухого красного. Кот под печкой упоённо обнимал миску сметаны с мелко нарезанной зеленью. Сосредоточенный Митька в задумчивости скрёб себя под мышкой, и выражение лица у него было самое философское. Это плохой признак…

– Садись за стол, Никитушка, – приветливо поднялась мне навстречу Яга. – Изголодался небось на переговорах-то? Вот ужо откушаешь да и расскажешь…

– А у меня вопрос есть, чисто исторический, – издалека начал наш умник. – Вот в Древней Греции, помнится, рабы с хозяевами за один стол не садилися. Но мы-то вроде не рабы, а служебные товарищи. Тут вон целый пир намечается, аж скулы судорогой сводит. Дак скока же веков вашего младшего сотрудника будут в сенях горелой пшенкою кормить?! Али у нас ноне не демократию афинскую матушка-царица пропагандировать изволит?

Вообще-то он прав. Я с первого дня открытия отделения ругался с Ягой, потому что она Митьку вечно отдельно кормит «субординации ради»… Ну хоть на отдыхе-то могут быть некоторые послабления?

Моя домохозяйка пожала хрустящими плечиками, дескать, ладно, пущай уж… И пожалели мы об этом оба, наверное, уже минут через пять. А что вы хотите, это же Митя!

– Никита Иванович, чёй-то много вы себе накладываете. Ить в мундир скоро не влезете, аки боров со стажем! Ну-кась, дайте-ка тарелочку уполовинить…

– Бабуленька, что ж вы так чавкаете! И кетчупом вона как извазюкались. Хоть на улицу не выходить – коровы оборжут…

– Нет, Никита Иванович, нет, отец родной! Не могу я вам винца налить до дегустации… Мало ли какой кислятины энтот иноверец туды набулькал! Щас… ага… не распробовал… Назимка, повтори в двойном объёме! Тады и бабушке в чайную ложку плеснём…

– Бабуля, отдайте хинкалину! Фу! Плюньте её сей же час, пищу мучную вредную… Да при вашем возрасте да болезностях (как то: склероз, остеопороз, бронхит, радикулит, хромота да конъюнктивит!) тока пюре морковное через тряпочку сосать. А хинкали сюда давайте, ужо я им покажу, как вредничать…

– Ник-к… Ивныч… чёж он т…кое туды плеснул, з…дей! Бабуля! Баб…ля, р…ки прочь, я не пь…яный!!!

Раздался лёгкий хлопок, и Митька исчез. На его месте сидела здоровенная деревенская мышь с явными признаками опьянения.

– Он мне понадобится к вечеру, – напомнил я всё ещё бурой Яге.

Характер у неё вспыльчивый, но расколдовать расколдует… свой всё-таки.

– Стало быть, к полуночи Кощеюшка пожалует. – Выслушав меня до конца, наша эксперт-криминалистка задумчиво ущипнула себя за волосатую родинку на подбородке.

– Сами справимся?

– А то! Чую я, что и впрямь на энтот раз душегубец костлявый большую нужду в нашей опергруппе испытывает. Уж, поди, грозить да пыжиться не станет, однако ж и о семейственности его ничего тебе толком сказать не сумею. Вроде был он женат, а вроде и брехня энто… Я-то ещё девчоночкой короткокосой была, когда злодей наш покражами принцесс да царевен баловался. Может, от непристроенности мужской, может, похоти ради, а может, и впрямь невесту искал да с выбором мучился, кто ведает? На моей-то памяти семьи у него уж точно не было. Хотя, ежели вдуматься… нет! Точно тебе говорю, не было у него никого… Никитка!

– А? Что!

– Да ты ж не слушаешь!

Я действительно отвлёкся. Кот Василий тихо вылез из-под печки и начал осторожно подкрадываться к мыши, так и сидящей на краешке лавки. Митяй уморительно шевелил усиками и подмигивал мне бусинками глаз, когда на него обрушилась