Паленсия тем не менее говорит нам, что, в то время как большинство марранов Севильи думало о миграции и многие переехали в другие места и другие страны, «другая, немалая часть, спокойно оставалась в своих домах, не боясь грабежа или смерти», даже несмотря на то, что у них были причины думать, что нападение на них уже планировалось и, возможно, было неизбежным. Готовясь к штурму, они «спрятали свои ценности в подвалах, организовали места, где можно надежно укрыться в случае внезапной вспышки, установили охрану и пикетирование и укрылись в стенах старого квартала, который первоначально был построен, до их страшной катастрофы, испуганными евреями»[2444].

Так что предчувствие беды, обрушившейся на их предков в Севилье каких-то восемьдесят лет назад, теперь тревожило их крещеных потомков. Они искали защиты за теми же стенами, которые не сумели защитить их предков в их судный день. И все же они оставались в своих домах, «не боясь грабежа или смерти». Не отрицает ли это утверждения Паленсии о «трусости» конверсо, которыми он, несомненно, повторяет поношения антимарранских антисемитов? Похоже, что он не мог подавить своего восхищения мужеством «новых христиан» Севильи, их самообладанием перед лицом опасности и их спокойной подготовкой к самозащите в штормовой атмосфере, в которой они оказались. «Те, кто хотели жить в большей безопасности, разделили между собой различные обязанности, которых требовало достижение этой цели. Большое внимание было уделено тому, чтобы подавить любые свары, драки между детьми, ссоры стариков и все виды провокаций. И, в случае, если всех этих предосторожностей не хватит, чтобы обуздать яростную ненависть их врагов, конверсо Севильи втайне мобилизовали в своей среде милицию из трехсот всадников и пяти тысяч пехотинцев, из которых три тысячи были вооружены щитами, а остальные — арбалетами или ружьями, и все они были готовы сопротивляться любой атаке»[2445]. Это говорит о том, что многие из марранов Севильи получили военную подготовку, и частично объясняет, почему они, несмотря на всю серьезность угрожающей им опасности, не боялись схватки со своими врагами. Происшедшие вскоре в Севилье события подтверждают этот вывод.

«Все марраны Севильи явно предпочитали сдерживать, а не провоцировать беспорядки», — говорит Паленсия[2446]. Но антимарранские элементы в городе продолжали свою агитацию против марранов и искали возможности разжечь конфликт. Пример Кордовы заронил в их сердцах заманчивую перспективу грабежа и наживы. Пачеко с самого начала рассчитывал на это, и, именно это и случилось. В соответствии с этим «некоторые злые люди, вечно расположенные к преступлениям, начали симулировать новое религиозное рвение и обвинять всех конверсо города в том, что они освящают субботу, а не воскресенье, что они не только избегают «старых христиан», но выказывают к ним враждебность, и что по ночвам они ходят в синагоги петь еврейские псалмы, или как минимум приносят масло для ламп, чтобы те постоянно горели»[2447]. Таким образом, Паленсия ясно заявляет, что настоящим мотивом для подстрекательства было желание совершать грабежи и другие преступления, и что «религиозный пыл» критиков конверсо был «деланым», прикрытием их истинных намерений. Далее он счел необходимым опровергнуть их обвинения в том, что все конверсо города были иудействующими, что все они исполняли иудейские обряды и следовали иудейским обычаям. «Наверняка, — говорил он, — кого-то из марранов привлекали такие суеверные обычаи, но намерения обвинителей конверсо были совершенно очевидны: они жаждали грабежа и кровопролития, следуя примеру того, что случилось в Кордове»[2448].

Ясно, что согласно Паленсии не все марраны Севильи были иудействующими — только некоторые (algunos), — и ясно, что под «некоторыми» он имел в виду небольшое меньшинство, хотя и не определял его пропорций. Он не колеблясь заявил бы, что «многие» или «большинство» марранов иудействовали, если бы верил в это. Но, будучи жителем Севильи, он знал город изнутри и не мог сделать такого предположения, а его осторожная оценка их количества контрастировала с преувеличенными обвинениями врагов конверсо. Действительно, кажется, что эти люди хотели навесить на марранов ярлык еретиков, «чтобы иметь убедительный предлог для нападения на них»[2449]. То, что привлекало их, продолжает подчеркивать Паленсия, был не религиозный пыл, а «страсть к грабежу и кровопролитию». Отсюда следует, что Паленсия считал преступниками тех, кто планировал эту резню, тех, кто изображал из себя ревностных христиан и мстителей за поругание религии, не будучи на самом деле набожными христианами, преисполненными религиозного пыла. Следовательно, в этом, как и в других аспектах, антимарранские агитаторы в Севилье были настоящими последователями своих предшественников из Толедо 1449 и 1467 гг.

Но не все «старые христиане» Севильи участвовали в грабежах и убийствах. Напротив, говорит Паленсия, многие «старые христиане», которые не были заражены такими порочными надеждами, ходили из дома в дом, стараясь всеми силами «обуздать безумие этих убийц (sicarios), которые жаждали наложить лапу на имущество мирных жителей»[2450]. Этот факт сам по себе показывает, что город в целом понял истинные мотивы агитаторов и не верил, что все марраны, или даже большинство, были тайными иудеями. Если бы марраны в большинстве своем действительно были иудействующими, позиции агитаторов-противников были бы сильны настолько, что никакая контрагитация не могла бы сорвать их планы. Только потому, что было известно, что агитаторы-противники лгут, что их обвинения преувеличены и безответственны, другие «старые христиане» повели себя иначе. На самом деле, говорит Паленсия, «ни один состоятельный человек не сомневался в том, что эти воры объявят еретиками всех, кого они считают богатыми, и, таким образом, все состоятельные люди, видевшие порочные намерения Магистра (ордена Сантьяго) и надежды убийц обрушить несчастья на город, уделяли равное внимание вопросу физической безопасности и сокрушению злодеев»[2451].

Удалось ли ответной кампании «уважаемых людей» утихомирить антимарранскую партию? Паленсия дает недвусмысленный ответ: «Страстная жажда разграбления чужого богатства, которая пожирала этих распущенных людей низкого происхождения, подбивала их провоцировать стычки с конверсо»[2452], даже если в качестве предлога использовались ссоры между детьми «старых» и «новых христиан». «Бесполезно, — говорил Паленсия, — искать средства удержания там, где в силу коррупции властей, которые предоставили ремесленной молодежи неограниченное право на преступления, простой народ перестал признавать силу законов, так что пресекать их эксцессы стало невозможным»[2453]. Как и в других местах, здесь Паленсия прямо называет низшие классы, простонародье, плебеев виновными в нападениях на конверсо. И действительно, именно члены этой группы совершили все акты агрессии против марранов, все грабежи, поджоги и убийства. Они напали на конверсо в 1449 г., они являлись