— Передай сердечный привет Валли, — попросила Лили.

— И от меня тоже, — добавила Каролин.

Алиса и Гельмут пошли дальше, держась за руки, по тропе между зерновыми полями.

На дальнем конце она помахали снова.

Потом они вошли в небольшую деревню и скрылись из виду.

Лицо Каролин было мокрое от слез.

— Увидимся ли мы с ними когда-нибудь? — проговорила она.

Западный Берлин навевал Валли ностальгические чувства. Он вспоминал, как подростком играл на гитаре, исполняя хиты «Братьев Эверли» в фольклорном клубе «Миннезингер» недалеко от Курфюрстендамм, и мечтал поехать в Америку и стать поп-звездой. Я добился, чего хотел, и даже большего, думал он.

Регистрируясь в гостинице, он увидел рядом за стойкой Джаспера Мюррея.

— Я слышал, что ты здесь, — сказал Валли. — В Германии столько всего происходит. У тебя работы, наверное, хоть отбавляй.

— Да, — согласился Джаспер. — Американцев обычно не интересуют новости из Европы, но сейчас другое дело.

— Без тебя программа «Сегодня» уже не та, что была раньше. Я слышал, что ее рейтинг понизился.

— Мне, наверное, нужно напустить на себя огорченный вид. Чем ты сейчас занимаешься?

— Делаю новый альбом. Я оставил Дейва в Калифорнии микшировать его. Он сейчас, небось, все испортит со струнным инструментом и металлофоном.

— Зачем ты приехал в Берлин?

— Чтобы встретиться со своей дочерью. Она бежала из Восточной Германии.

— А твои родители еще там?

— Да, и моя сестра Лили. — И Каролин, подумал Валли, но не упомянул ее. Ему хотелось, чтобы она тоже уехала оттуда. В глубине души он продолжал скучать по ней, несмотря на все прошедшие годы. — Ребекка здесь, на Западе. Она теперь большая шишка в министерстве иностранных дел.

— Я знаю. Она мне помогла кое в чем. Неплохо было бы сделать репортаж о семье, разделенной стеной. Показать человеческие страдания, причиненные «холодной войной».

— Нет, — твердо сказал Валли. Он не забыл сделанное Джаспером интервью в 60-х годах, из-за которого у Франков возникло столько неприятностей на Востоке. — Не хочу, чтобы власти Восточной Германии доставили им еще больше страданий.

— Ты прав. Рад был встретиться с тобой.

Валли поселился в президентском номере-люксе. Он включил телевизор в гостиной. Телевизор был фирмы «Франк», принадлежащей его отцу. В новостях только и передавали, что о бегстве людей из Восточной Германии через Венгрию и теперь также через Чехословакию. Он убавил звук. Он привык оставлять телевизор включенным, когда занимался какими-то своими делами. Ему было приятно знать, что Элвис делал то же самое.

Он принял душ и надел чистую одежду. Потом позвонил портье и сообщил, что Алиса и Гельмут ждут в вестибюле.

— Пусть они поднимутся, — сказал Валли.

Он волновался, хотя это было глупо. Она его дочь. Но за двадцать пять лет он видел ее лишь один раз. Тогда она была юной худощавой девушкой с длинными светлыми волосами, напомнившей ему Каролин, когда они впервые повстречались в начале 60-х годов.

Минуту спустя прозвенел звонок, и он открыл дверь. Теперь Алиса была молодой женщиной без какой-либо юношеской нескладности. С короткой стрижкой она больше не походила на Каролин, хотя на губах сияла ослепительная улыбка ее матери. На ней были поношенная восточногерманская одежда и стоптанные туфли, и Валли подумал, что ее нужно отвести в магазин за покупками.

Он неуклюже поцеловал ее в обе щеки и пожал руку Гельмуту.

Алиса окинула взглядом номер и воскликнула:

— Вот это да! Какой шик!

Это ничто по сравнению с отелями в Лос-Анджелесе, подумал Валли, но ничего не сказал. Ей предстояло многое узнать, и времени на все было достаточно.

Он заказал в номер кофе и пирожные. Они сели за низкий столик в гостиной.

— Как ни странно, — прямо сказал Валли, — ты моя дочь, но мы совсем не знаем друг друга.

— Но я знаю твои песни, — проговорила Алиса. — Все до одной. Тебя не было, но ты пел мне всю жизнь.

— Потрясающе.

Они рассказали ему подробно, как перебрались в Западную Германию.

— Сейчас это кажется так просто, — призналась Алиса. — А тогда мне было страшно до смерти.

Они жили временно в квартире, снятой для них Енохом Андерсоном, бухгалтером завода Франка.

— Что вы собираетесь делать в дальнейшем? — спросил Валли.

— Я — инженер-электрик, — ответил Гельмут, — но я хотел бы приобрести навыки бизнесмена. На следующей неделе я отправляюсь в поездку с одним из торговых агентов, работающих по контракту с заводом Франка. Так и нужно начинать, считает ваш отец Вернер.

— А я на Востоке работала в фармацевтике, — сказала Алиса. — Здесь сначала я, возможно, поработаю на этом поприще, но потом мне бы хотелось иметь свой собственный магазин.

Валли было приятно слышать, что они думают о работе. Его сверлила тайная мысль, что они могут захотеть жить на его деньги, в чем для них не было бы никакой пользы. Он улыбнулся и сказал:

— Я рад, что никто из вас не хочет заниматься музыкальным бизнесом.

— Но главное, — добавила Алиса, — мы хотим иметь детей.

— Я очень рад. До каких пор мне быть рок-звездой и не быть дедом? Жениться вы собираетесь?

— Мы говорили об этом, — смутилась Алиса. — Мы не придавали этому значения, живя там, на Востоке, но сейчас мы задумываемся об этом. А ты как считаешь?

— Женитьба для меня — вопрос не столь существенный, но я был бы в восторге, если бы вы решились на такой шаг.

— Хорошо. А ты будешь петь на моей свадьбе?

Это было как гром среди ясного неба. Комок подступил к горлу.

— Конечно, дорогая. Я буду рад, — только и смог сказать он. Чтобы скрыть свои эмоции, он повернулся к телевизору.

Показывали марш протеста, проходивший накануне вечером в Лейпциге в Восточной Германии. Мирно настроенные демонстранты шли из церкви со свечами в руках. В это время полицейские фургоны врезались в толпу, сбив несколько человек. Из фургонов выскочили полицейские и начали арестовывать людей.

— Сволочи, — сказал Гельмут.

— Чего требуют демонстранты? — спросил Валли.

— Свободы передвижения, — пояснил Гельмут. — Мы уехали, но мы не можем вернуться назад. У Алисы есть вы, но она не может поехать к матери. Я разделен со своими родителями. Мы не знаем, увидимся ли с ними снова.

— Люди выходят на демонстрации, — вторила Алиса Гельмуту, — потому что нет причин так жить. Я должна иметь возможность видеться с матерью и с отцом. Мы должны иметь право ездить туда и обратно между Востоком и Западом. Германия — это одна страна. Мы должны избавиться от стены.