невозмутимость помогла ему прийти в себя.

— У меня приказ, — проговорил он, вытаскивая из-за ремня под рубашкой тяжелый пистолет. На Матвея выплеснулась волна угрозы — деловой, рабочей, так сказать, без ненависти и злобы. Японец действительно имел приказ заставить Соболева заговорить.

Но как ни быстро двигалась рука Маюмуры, направляя ствол пистолета (не пистолета — «глушака»!) в голову полулежащего в шезлонге Соболева, как ни спешил палец нажать на спуск, Матвей действовал быстрее. За сотую долю секунды до выстрела он ушел с трассы луча, в стиле кайтэн[188] достиг Маюмуры и, коснувшись его колена, послал японца в состояние ступора. Подобрал выпавший из руки «глушак», бросил в воду, мягко похлопал гостя по щекам.

— Ну как, все в порядке? Идти сможете?

Маюмура потряс головой, огляделся вокруг все еще затуманенными глазами и, деревянно переставляя ноги, двинулся по палубе яхты к борту, с трудом перелез на корму катера, сел к штурвалу.

— Вы все запомнили? — вежливо спросил Матвей, глядя на обоих пассажиров сверху.

Маюмура включил мотор, катер взревел и прыгнул вперед, задев борт яхты. Из каюты на корме выглянул Стас, на лице которого читалось восхищение.

— Ты даешь, па!

Появилась Кристина в халатике, подошла к Соболеву, чмокнула его в щеку.

— Ты был великолепен!

— Так вы подсматривали? — Матвей напустил на себя сердитый вид. — Я же велел не высовываться.

— Мы и не высовывались, — засмеялся Стас. — Ты забыл про перископ. Ну что, купаться? Или продолжим бросать стрелки?

— Я покемарю. — Матвей прошлепал ко второму шезлонгу и улегся рядом с женой.

— Чего они хотели? — тихо спросила женщина.

— Предлагали хорошо оплачиваемую работу.

— Ты согласился?

— Я сказал, что неплохо живу на стипендию жены.

Кристина фыркнула.

— А если серьезно? У меня нехорошее предчувствие…

— Не волнуйся, все будет хорошо. Как он? — Матвей бросил взгляд на живот жены.

— Шевелится изредка, но вообще спокойный парень, весь в тебя. Но ты не сказал, кто это был.

Матвей сделал вид, что заснул. Потом позвал Стаса:

— Эй, матрос, готовь корабль к походу, меняем дислокацию.

— Есть, шкип! — с готовностью отозвался мальчишка и закричал звонким голосом:

— Бом-брам-рею развернуть! Эрнс-бакштаги закрепить! Брасы и шкоты вытравить! По марселям стоять, с якоря сниматься!..

О ЧЕМ ГОВОРИТЬ, ЕСЛИ НЕ О ЧЕМ ГОВОРИТЬ?

Полковник Каледин оказался умнее, чем обычный армейский командир. Он не стал задерживать Василия после разборки операции по ликвидации разведотдела Сверхсистемы и ни словом не обмолвился, назначая сбор команды на воскресенье второго июня.

Поэтому ничего не подозревавший Котов, собиравшийся встретиться с самим Коржаковым и перейти в его непосредственное подчинение, был весьма неприятно удивлен, когда Каледин завел его в дежурку на территории базы и сказал сухо:

— Вы арестованы, Котов. До выяснения позиций. Сдайте оружие.

И тотчас же в комнату размером три на четыре метра, с решетками на окнах, со столом, двумя стульями и монитором телеобзора территории вошли трое «копов» с автоматами в руках: Скворцов и Бразаускас — с «узи», Лямин — с «никоном».

Василий бегло оглядел ребят: Андрей Скворцов выглядел явно смущенным, Витас Бразаускас был холоден, как всегда, Сергей Лямин играл сверхкругого профи, которому сам черт не брат. В принципе он был неплохим рукопашником и отличным снайпером, но гонор и презрительное отношение к противнику мешали ему стать настоящим мастером боя.

— Во-первых, я не ношу оружия, — спокойно сказал Василий. — Во-вторых, за что я арестован? Какие позиции должны быть выяснены, когда и с кем?

— Ты задаешь много вопросов, ганфайтер, — произнес брезгливо Лямин. — Пошли, посидишь в КПЗ денек-другой, подумаешь, как надо выполнять приказы командира.

— Никуда я не пойду. — Вася уселся за стол, заняв с виду предельно неудобную позицию для человека в этом положении. Опытные в подобных делах бойцы должны были оценить это, но именно на такую оценку он и рассчитывал, зная, как расслабляет людей уверенность в своем превосходстве. И он не ошибся: Скворцов и Бразаускас опустили автоматы, Лямин перехватил свой «никон» левой рухей.

— Итак, полковник? В чем дело?

Каледин сдвинул брови, озадаченный поведением подчиненного.

— Ты знал, на что шел, когда звонил мне. Или будешь подчиняться без всяких условий, или…

— Договаривай, здесь все свои. — Вася сделал широкий жест рукой, наблюдая, как на него прореагируют конвоиры. Никак. Очень хорошо!

— Или мы больше не встретимся, — совсем уж сухо закончил Каледин.

— Ах, даже так? — Вася покачался на стуле вперед-назад. — Говорил мне дед: не увлекайся беспорядочными сексуальными связями, заразу подхватишь, а я не послушался. Помнишь, полковник, что я сказал при первом знакомстве?

— Давай двигай! — замахнулся прикладом автомата Лямин.

И Василий ответил ему одним из приемов «импоссибл», разработанных специально для кажущихся безнадежными и невыгодными положений; применять космек он не мог — ребята были ни в чем не виноваты, а ТУК — не хотел.

Конечно, общеизвестно, что самый быстрый удар ногой в прыжке значительно медленнее выстрела из пистолета и даже профессионального удара ножом, например, мечом или кулаком. Но когда помещение очень тесное, развернуться негде и удар не виден из-за тела соратника, такой удар проходит.

Уколов Лямина в сонную артерию, Вася тут же врезал ногой Бразаускасу в подбородок, а Скворцову рукой в живот, пробивая мускульный каркас. И бой закончился. Автомат, отобранный у Лямина изящным круговым движением с уклоном и поворотом, смотрел Каледину в грудь.

Полковник ошарашенно проследил, как падают гаранты его безопасности (Лямин — тихо, как мягкая игрушка, Бразаускас — с грохотом, ломая стул, Скворцов — согнувшись), поднял глаза на Василия:

— Не дури, Котов. Ты же понимаешь, уйти отсюда тебе все равно не удастся.

— Ошибаешься. — Василий ловко крутанул