Фонарь в этом месте не горел, однако Вася хорошо видел выражение изумления, проступившее на лице оглянувшегося парня (богатырское сложение, явно из спортсменов, но слишком сытый).

— Тебе чего, глиста?

— Пару оплеух, и на ночь в катух, — насмешливо ответил Василий, приблизившись на расстояние уверенного приема — два метра. — Хочу кое-что выяснить, мурло. Кто давал задание на устранение журналиста?

Парни переглянулись, обменялись нехорошими усмешками, двое начали заходить с обеих сторон, доставая черные пеналы, в которых Василий опознал полицейские электрошокеры «павиан».

— Ты кто такой, шибздик? Жить надоело? О каком задании речь?

— О том самом, какое ты, рожа, получил от Подгорного. Или от другого депутата? От кого именно, харя?

— Он офигел! — обратился спортсмен к своим подельникам, тоже спортивного вида малым, с печатью рэкетиров на квадратных физиономиях. — Надо привести его в чувство…

Василий сделал выпад левой рукой, вдвигая кадлк парня слева в горло, отобрал электрошокер и тут же разрядил его в физиономию того, что приблизился справа. Сказал, переждав два сдавленных крика и падение крупных тел, не повышая голоса:

— Так от кого ты получил заказ, рыло?

Спортсмен изумленно перевел взгляд с упавших приятелей на Котова, схватился за карман и, охнув, ударился спиной о дверцу автомобиля, сполз на асфальт.

Ударов он не заметил, но рука онемела, а под ребрами застрял горячий кирпич, мешая дышать и говорить. Вася вплотную приблизил лицо к его вспотевшей небритой физии, так что, дернувшись назад, спортсмен ударился затылком о ступеньку машины.

— Не слышу ответа, рожа.

— Да кто ты…

Удар по ушам заставил атлета завопить от боли. Пришлось вбить ему в рот пачку сигарет, валявшуюся на переднем сиденье «лянчии».

— Спрашиваю в последний раз!

Атлет замычал, Вася вытащил у него изо рта смятую пачку.

— Николай… Подгорный… мы предупреждали этого борзописца, он не унимается…

— Вот и хорошо, жлоб, наконец-то я услышал, что хотел. Предупреди и ты Николая… как его там, Подгорного. Если он не уймется, я займусь всерьез его дачей и им самим. Передашь?

— Да кто ты такой в самом де… — Парень выставил вперед руки, заметив сдвинувшиеся брови обидчика. — Передам, передам.

— Ну, совсем хорошо, — миролюбиво закончил Василий, затем вспомнил однажды примененный им ход и добавил:

— Заодно передай ему привет из «Чистилища». Не дай Бог ему получить такой привет письменно!

Оставив помятую троицу возле машины, Василий вернулся в переулок, ведущий к дому Светланы, но догонять Злобина с подругой не стал. Он вдруг почувствовал себя неуютно, прислушался к ощущениям и сделал четкий вывод: пришла пора перемен. Учащение случайных на первый взгляд разборок с подонками разного сорта, ситуаций с восстановлением справедливости говорило о грядущей волне враждебного противостояния. В запрещенную реальность действительно просачивалось отравленное дыхание Монарха Тьмы… Ульяна предупреждала об этом, но лишь теперь Василий поверил в ее прогноз.

ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, ЧТО БУДЕТ?

Президент был раздражен и не скрывал этого. Коржаков впервые видел его таким, поэтому стоял навытяжку и молчал, преданно глядя в лицо патрону.

В принципе Илье Ильичу повезло, что судьба свела его с Коржаковым. Генерал окружил президента такой охраной, что не снилась ни Горбачеву, ни Ельцину. Его система защиты была на порядок надежнее, чем даже у Брежнева, несмотря на то, что на «девятку» (Девятое управление КГБ, под эгидой которого находилось подразделение охраны) работал весь Комитет с его штатными и внештатными осведомителями.

В начале девяностых годов в КГБ начали компьютерно моделироваться ситуации с покушением на Горбачева, и его охрана в этих играх проигрывала безнадежно, потому что ориентировалась только на физическую защиту от не вполне нормальных людей. Охрану Ельцина строили уже по другому принципу, учтя прошлые ошибки и включив в службу профессиональных диверсантов, способных поделиться опытом покушений. К охране же нынешнего президента Коржаков подключил еще и команду экстрасенсов и научное подразделение, «балующееся» вероятностными прогнозами и психическими экспериментами с генератором боли «пламя» (небезызвестный «болевик») и гипногенератором «удав» («глушак»). Генерал хорошо знал, что главное — не закрыть шефа грудью, когда начнется стрельба, а сделать так, чтобы стрельбы вообще не было, снять заказ на убийство. Как известно, заказывают ликвидацию обычно бывшим спецназовцам, десантникам, грушникам[192], бандитам, профессиональным киллерам, и у того, кто возглавляет службу безопасности, связи должны быть везде. У Коржанова они были. Он уже однажды решал проблему, повлекшую заказ на устранение Ильи Ильича, но смог добиться того, чтобы заказчик отозвал исполнителей.

Всех этих тонкостей президент не знал, поэтому вел себя иногда по отношению к своему главному телохранителю не совсем сдержанно.

— Читайте! — Илья Ильич бросил Коржакову конверт из плотной белой бумаги с вытисненным в углу золотым кинжальчиком. Это было письмо «Чистилища», неведомо какими путями попавшее в канцелярию президента. В нем Генеральный Судья «ККК» рекомендовал главе государства освободиться от некоторых помощников и советников, погрязших в коррупции. Среди них Николай Владимирович с удивлением увидел имена Хейно Яановича Носового, Юрия Бенедиктовича Юрьева и Петра Адамовича Грушина, людей, чей авторитет не вызывал сомнения ни у президента, ни у оппозиции.

— Вы понимаете, чего они требуют? — осведомился Илья Ильич, оценив мимику генерала.

— Понимаю.

— А я думаю, не совсем. Это объявление войны! В предыдущем послании «чистильщики» потребовали отставки министра обороны и директора ФСБ. Если так пойдет и дальше, окажется, что в правительстве нет ни одного честного человека!

— Но, может быть, «чистильщики»… в чем-то правы?

— В том все и дело, что правы! Но система управления страной в нынешнем виде существует уже почти сто лет! Лишь наивные люди полагают, будто что-то меняется при смене власти. Ленина сменил Сталин, потом Хрущев, потом Брежнев, Ельцин… а что изменилось? Ничего! Как говорится, нет иных властителей, кроме тех, кто более всего печется о благе народа!

Коржаков промолчал, продолжая поедать глазами президента, семенившего из угла в угол кабинета.