В этот день мистер Гораций Паттерсон не проявил во время завтрака свойственного ему аппетита, хотя судовой кок приготовил несколько блюд, и как всегда отменно. После десерта, не испытывая ни малейшего желания поразмяться, он уселся на одну из скамеек на полуюте, поглядывая на Луи Клодьона и его друзей, разгуливавших поблизости. После обеда, к которому мистер Паттерсон едва притронулся, Вага проводил его в каюту и уложил на койку, – голова ментора была слегка приподнята, а глаза прикрыты, как перед сном.

На следующий день мистер Паттерсон встал довольно бодро и уселся на складной стул у дверей кают-компании.

Когда мимо проходил Гарри Маркел, эконом чуть оживился.

– Ничего нового, капитан Пакстон?.. – спросил он слегка ослабевшим голосом.

– Ничего нового, сударь, – учтиво ответил тот.

– Погода не изменилась?..

– Ни погода, ни ветер.

– Перемены не предвидится?..

– Да нет, разве что ветер слегка посвежеет.

– Стало быть… все в порядке?..

– Безусловно.

Вполне возможно, мистер Паттерсон в глубине души полагал, что все совсем не так уж распрекрасно, как накануне. Быть может, стоило немного подвигаться?.. Решившись, он встал на ноги и, опираясь правой рукой о планшир[101], прошел от полуюта до грот-мачты. Это был один из многих советов, содержавшихся в рекомендации Вергала, которой должен следовать каждый пассажир, попадающий на борт корабля. Находясь в средней части судна, эконом надеялся перенести без осложнений килевую качку, гораздо более неприятную, чем бортовая, которая, кстати, почти не ощущалась, поскольку «Стремительный» имел значительный крен на левый борт.

Ковыляя на ватных ногах по палубе, мистер Паттерсон несколько раз столкнулся с Корти, и тот посчитал своим долгом сказать:

– Позволите дать вам совет?..

– Конечно, друг мой.

– Так вот… старайтесь не смотреть в открытое море. Так меньше укачивает…

– Однако, – возразил мистер Паттерсон, опираясь о кнехт[102], – в инструкциях для пассажиров я читал, что рекомендуется фиксировать взгляд на море…

Действительно подобный совет содержался в рекомендации Вергала, равно как и первый, хотя они и противоречили друг другу. Однако мистер Паттерсон решил следовать абсолютно всем советам, каковы бы они ни были. Например, миссис Паттерсон снабдила его красным фланелевым поясом, который трижды опоясывал его талию и перетягивал как муравья.

Однако, несмотря на все принятые меры, мистер Паттерсон чувствовал себя все хуже и хуже. Ему казалось, что сердце у него в груди раскачивается как маятник, и, когда Вага прозвонил к завтраку и молодежь устремилась в кают-компанию, бедный ментор остался сидеть у основания грот-мачты.

Тогда Корти, напустив на себя серьезный вид, обратился к нему:

– Видите ли, сударь, если вы чувствуете себя, что называется, не в своей тарелке, то это оттого, что сидя вы не можете следовать за движениями судна…

– Но, друг мой, это было бы весьма непросто…

– Напротив, сударь, взгляните-ка на меня…

И Корти показал все наглядно, отклонившись назад, когда нос барка врезался в волну, и подавшись вперед, когда корма «Стремительного» опустилась вниз, коснувшись пенной струи.

Мистер Паттерсон попытался подняться, но не смог удержать равновесия и простонал:

– Нет, просто невозможно… Помогите-ка мне сесть… Море слишком неспокойно…

– Это сегодня-то море неспокойно?.. Да ведь это масло, сударь… чистое масло! – утверждал Корти.

Разумеется, ученики не оставляли мистера Паттерсона во время его страданий. Ежеминутно они являлись справиться о его самочувствии… Старались развлечь беднягу разговорами… Давали ему различные советы, напоминали, что рекомендация Вергала включает еще массу наставлений, касающихся предупреждения приступов морской болезни, и, будучи от природы человеком чрезвычайно покорным, мистер Паттерсон ни от чего не отказывался.

– Позволите дать вам совет?…

Хьюберт Перкинс сбегал в кают-компанию за флягой рома. Он наполнил стаканчик живительным напитком, столь благотворно действующим на сердце, и мистер Паттерсон покорно выпил его маленькими глотками.

Через час Аксель Викборн принес флакон мелиссовой воды, и мистер Паттерсон столь же покорно проглотил целую столовую ложку.

Тем не менее спазмы продолжались, достигая уже области желудка, и даже кусок сахара, пропитанный вишневой настойкой, не смог их успокоить.

Приближался момент, когда мистер Паттерсон, сделавшись из желтого белым, будет вынужден скрыться в своей каюте в ожидании еще более ужасных последствий. Луи Клодьон поинтересовался, все ли меры предосторожности, рекомендованные достопочтенным Вергалом, он уже испробовал.

– Да… да!.. – чуть слышно прошептал ментор, стараясь как можно меньше открывать рот. – На мне даже надет маленький мешочек, сшитый собственноручно миссис Паттерсон, с горстью морской соли…

В самом деле, если уж чудодейственный мешочек не помог, если ни фланелевый пояс, ни морская соль не дали нужного эффекта, то оставалось только развести руками!

Три следующих дня, когда дул довольно свежий бриз, мистер Паттерсон чувствовал себя отвратительно. Несмотря на настойчивые приглашения, он ни за что на свете не хотел покидать каюту, возвращаясь ad vomitum[103], как сказано в Писании и как, несомненно, заметил бы он сам, будь у него силы выговорить столь подходящую к случаю латинскую цитату.

Он наполнил стаканчик живительным напитком

Вдруг эконом вспомнил, что миссис Паттерсон снабдила его мешком с вишневыми косточками, а в рекомендации Вергала утверждалось, что достаточно подержать во рту одну из этих чудодейственных косточек, чтобы застраховаться от морской болезни или мгновенно прекратить оную. А поскольку в мешочке косточек около сотни, то если он и проглотит одну, то, не велика беда, можно взять и другую.

Мистер Паттерсон попросил Луи Клодьона открыть мешочек с косточками и достать одну, каковую он затем осторожно сжал губами. Увы! Почти тотчас же он икнул, да так, что косточка вылетела изо рта, как пуля из духового ружья.