это не нравится, — протянул разочарованно шотландец. — Но можно еще и другое посмотреть, например знаменитую коллекцию фарфора.

Итак, слово было произнесено. Тео энергично кивнул, достал портмоне, вытащил оттуда купюру и сунул ее ошарашенному служителю в руки.

— Проводите меня туда, пожалуйста. — Он буквально пританцовывал от нетерпения. — Собственно, поэтому я и здесь…

Мужчина же, стоявший перед ним, застыл, глядя через его плечо на дверь и все еще держа деньги в руке. Лицо его осветилось радостью.

— Ах, — только и сказал он.

— Так вот вы где, профессор. — Никола как ни в чем не бывало направилась к ним. — Вы уже познакомились?

— Каким образом? — Оба мужчины удивленно уставились на нее.

И тогда Никола церемонно, но с очевидным злорадством представила их друг другу:

— Генри, герцог Ленокс — профессор Фукс, жених Дуни Вольперт.

Никола должна была подготовить Тео. Откуда он мог знать, что пожилой любезный господин, торчавший тут без дела, — высокородный владелец замка собственной персоной, десятый герцог Ленокс, мужчина с именем, которое было известно еще при Макбете; «шотландский дворянин», как стояло в путеводителе; соперник, которого Теобальд мысленно сотни раз «посылал в задницу»; симпатичный мужчина с медового окраса собакой, без семьи, но владевший знаменитым собранием фарфора?

Герцог вернул Тео купюру, тот смущенно спрятал ее. Оба, пробормотав извинения, поприветствовали друг друга так, как если бы только что встретились.

— Где Дуня? — спросил Тео.

Неожиданно все ему показалось неважным. Сердце его билось как сумасшедшее. Он почувствовал ее близость, от радости и предвкушения встречи почти не мог дышать, забыл герцога и даже Николу, хотел увидеть только Дуню. Не мог ждать больше пи минуты.

Оказалось, что Дуня уехала в другой город в поисках краски для чайного сервиза трехсотлетней давности, пострадавшего от пожара. Эту краску не так легко было достать. После бесплодных телефонных звонков Дуня нашла в одном из городков своего коллегу, обещавшего ей помочь. Вот она и уехала. И вернется лишь во второй половине дня, возможно, даже поздним вечером.

Никола переводила подробные объяснения герцога. И делала она это без следа ревности или напряжения, что удивляло Тео. Как будто между ними ничего не произошло. Как будто не пробежало между ними искры, парализовавшей дыхание. Все прошло, перегорело? Неужели она не чувствовала, что теряет его, и с каждой минутой все больше? Неужели ей все равно? По идее, она должна сейчас страдать, бросая на него умоляющие взоры, резко отворачиваться, дабы скрыть набегавшие слезы. Но нет, она оживленно болтала с Генри, бросала на него влюбленные взгляды, что тот воспринимал с отеческой благосклонностью.

И вообще все было не так, как он себе представлял. Герцог совсем не являлся пылким соперником, напротив, он был любезным пожилым господином, уже давно стоявшим по ту сторону добра и зла. Никакого флирта в голубом или зеленом салоне, никаких совместных чаев, никакого страстного поцелуя руки — только работа. Только фарфор. Тео чувствовал себя слоном в посудной лавке.

Никола вполголоса беседовала с Генри у окна. Они смеялись. И вновь Тео пронзило подозрение: не смеются ли они над ним? Но нет, они смеялись над павлином, что пыжился на лугу, смущая гулявших туристов.

— Он ревнует, — произнес герцог, вовлекая Тео в разговор. — Это мой любимец, зовут его Король Чарльз. Больше всего он любит бывать со мной наедине.

— А кто ухаживает за ним, когда вы уезжаете в Америку? — поинтересовался Тео.

— Личная армия герцога, — ответила Никола за Генри. — Садовники, егеря, лесники, домашняя прислуга и местные люди. Все они являются его солдатами. В минуты опасности они защищают Черный Замок.

— Надеюсь, в этом нет необходимости, — иронично заметил Тео. Он не мог заставить себя вести иначе.

Казалось, герцог не обращал на это внимания.

Затем они отправились смотреть фарфор. Коллекция находилась в большом, вытянутом в длину помещении: полки до потолка, бесценные предметы со всего мира — кружки, чашки, тарелки, кувшины, даже мейсеновской фабрики «Голубые мечи», целые и невредимые. На одной из полок отсутствовало несколько предметов. Здесь посвирепствовал огонь.

Герцог распахнул дверь в расположенную рядом мастерскую, небольшое помещение, служившее, видимо, раньше кабинетом или гардеробной, поскольку там стоял большой шкаф, а перед ним стол с красками и кистями. Здесь работала Дуня. Плотными рядами выстроились бесценные предметы в ожидании прикосновения руки мастера.

В течение двух недель на лугу, примыкавшему к замку, проходило празднество на открытом воздухе. Туристические фирмы оговорили с герцогом это мероприятие и взяли на себя расходы. За несколько сотен марок участники могли насладиться всеми прелестями шотландской летней ночи, от чего, естественно, никто не отказывался.

Наступил теплый вечер. Полные ожидания, в предвкушении приятных развлечений путешественники отправились на луг, где прислуга уже накрыла столы, расставила стулья, создав волшебную атмосферу праздничного настроения. Замок стоял, подсвеченный прожекторами, среди высоких старых деревьев, приобретя грозный вид и как бы оберегая изысканное придворное общество.

Сам герцог удалился, сверчки закатили концерт, а павлины на расстоянии наблюдали за происходящим. Еще не совсем стемнело. Сумерки опускались на землю, над которой раскинулось бархатное небо с бесчисленными звездами. На горизонте закатывалось солнце огненным шаром, окрашивая холмы в красный цвет. Медленно всходила на небосклоне луна, полная, почти круглая.

Путешественники провели напряженный день в программе стояло посещение озера Лох-Несс, много фотографировали и смеялись. На берегу озера, там, где останавливались автобусы и толпились туристы, стоял неизбежный волынщик. Перед ним была кружка для сбора денег, и многие раскошелились. Чудовище так и не показалось, что неудивительно при таком скоплении народа. Несмотря на многоголосые выкрики: «Несси, Несси!», оно не вылезало. Чудовище пряталось уже сотни лет и было таким древним! У кого ж появится желание вылезать под щелчки камер?

Профессор Теобальд Фукс чувствовал себя таким же старым, как Несси.

В то время как люди толпились на лугу в предвкушении обещанных удовольствий, Тео сидел в одиночестве на скамейке и предавался размышлениям. Никто не беспокоился о нем. Николы нигде не было видно, и даже вдовы, обычно с удовольствием опекавшие его, прошествовали мимо туда, где подавали жаренные на решетках мясо и колбаски, угощали пивом и виски из собственных подвалов. Если бы все это не было так привлекательно!

Дуня пока еще не вернулась.

Мир опустел, находил Тео и, как всегда, мысленно обратился к латинскому: «Amici, diem perdidi! — Друзья! я потерял день! Ничего не поделаешь, это голая правда. Nuda veritas».

Нет, он потерял больше, чем один день. Его достоинство отправилось ко всем чертям в тот момент, как он решился на это путешествие. Ему хотелось, чтобы рядом с ним сейчас находился Хабердитцель, его единственный