Остановился я на берегу моря. Запрыгнул на валун. Из-за темноты и тумана не было видно даже фонарей на судах, перемещающихся по заливу. От ветра на воде поднялась легкая рябь, волны будто бы опасались приближаться к линии прибоя и касаться скопившегося там мусора, но и обратно, в открытое море, тоже не спешили возвращаться. Застывали неподвижно над волнующейся водой, упрямо сопротивлялись, демонстрируя фантастическую стойкость, цеплялись за свой гребень из пены. Так и замирали в нерешительности, не зная, где здесь море, а где уже нет.

Наплыв журналистов начался через несколько недель. Представители СМИ приезжали отовсюду, неожиданно обнаружилось — каморра все-таки существует в этом районе. Раньше на это закрывали глаза, делая вид, что здесь промышляют исключительно всякие шайки и отдельные грабители. За несколько часов Секондильяно оказался в центре внимания. Специальные корреспонденты, фоторепортеры из крупнейших информационных агентств, вплоть до вездесущих ребят из ВВС; подростки фотографируются рядом с оператором, держащим на плече камеру с узнаваемым логотипом CNN. «Они же и к Саддаму приезжали», — посмеиваются в Скампии. Тому, кто попал в объектив камеры, кажется, что теперь он находится в центре мира. Такой повышенный интерес словно впервые наделяет реальным существованием здешние края. Секондильянская бойня привлекает к себе внимание, которым вот уже двадцать лет обходили дела каморры. На севере Неаполя война уносит жизни в ускоренном темпе, придерживаясь правил уголовной хроники: за месяц с небольшим набирается несколько десятков жертв. Такое ощущение, что это делается с целью обеспечить каждого репортера покойником. Никто не остается внакладе. Толпы стажеров приезжают сюда, чтобы набраться опыта. Повсюду мелькают микрофоны, готовые записать интервью какого-нибудь наркоторговца, камеры снимают мрачный угловатый профиль «Парусов». Одной девушке все же удается расспросить предполагаемых пушеров, сняв их только со спины. Героинщикам же почти каждый слушатель сует мелочь в обмен на рассказанные истории, которые те бормочут себе под нос. Две юных журналистки попросили оператора сфотографировать их на фоне еще не убранного обгоревшего остова автомобиля. Они впервые выступают в качестве хроникеров на этой войне местного масштаба, и как же без сувенира на память. Знакомый журналист из Франции позвонил мне и спросил, взять ли ему бронежилет, если он собирается пофотографировать виллу Козимо Ди Лауро. Группы репортеров разъезжали на машинах, снимали на фото- и видеокамеры, как исследователи, попавшие в лес, где постоянно меняется пейзаж. Некоторые журналисты передвигались в сопровождении полицейского эскорта. Худший способ узнать Секондильяно — окружить себя легавыми. Скампия не относится к труднодоступным местам, успех этой точки сбыта как раз в полной открытости, гарантированной любому покупателю. С такой охраной газетчики могут разве что увидеть собственными глазами то, о чем сообщают агентства печати. Они будто сидят перед своими рабочими компьютерами, только находятся при этом в движении.

Чуть меньше двух недель, и более ста журналистов. Все вдруг обратили внимание на существование крупнейшего европейского центра наркоторговли. Полицейских осаждают вопросами, репортеры мечтают об участии в облавах, надеясь увидеть хоть одного арестованного сбытчика или поприсутствовать при обыске. Каждому хочется впихнуть в пятнадцатиминутный репортаж кадр с наручниками и с изъятыми у бандитов автоматами. Должностные лица придумывают новый способ избавиться от назойливых репортеров криминальной хроники: подсовывают им для съемки одетых в штатское полицейских, изображающих пушеров. Люди получают желаемое, и не приходится тратить на них лишнее время. Полный набор ужасов в кратчайшие сроки. Сообщать о трагедии, показывать кровь, развороченные кишки, перестрелки, пробитые головы, обгорелые тела — это худший из кошмаров. Ужасы, о которых рассказывают, — только тень настоящего ужаса. Многие репортеры уверены, что в Секондильяно находится европейское гетто и там царит запредельная нищета. Если бы они не сбегали раньше времени, то обнаружили бы прямо перед собой костяк экономической структуры, тайный источник, питающий пульсирующее сердце рынка.

Тележурналисты делали мне предложения одно фантастичнее другого. Кто-то просил прикрепить на ухо мини-камеру и выйти на «известные только мне улицы», чтобы понаблюдать за «известными только мне» людьми. Они мечтали отснять в Скампии выпуск реалити-шоу с обязательным убийством и торговлей «дурью». Один сценарист дал прочитать напечатанную на машинке историю о смерти и крови, в которой дьявол нового века родом из квартала Третий мир. Целый месяц я каждый вечер бесплатно ужинал, выслушивал самые невероятные и абсурдные идеи телевизионщиков, надеявшихся разжиться с моей помощью какими-нибудь сведениями. Во время файды на территории Секондильяно и Скампии вдруг появилось множество сопровождающих, пресс-секретарей, осведомителей, тайных проводников по миру каморры. Местные ребята выработали особую тактику. Разгуливали неподалеку от репортеров, прикидываясь, что продают наркотики или стоят на шухере, дожидались, пока кто-нибудь решится подойти к ним, и начинали настойчиво предлагать информацию, разъяснения, рвались позировать операторам. Сразу же озвучивали тарифы. Пятьдесят евро за свидетельские показания, сто евро за экскурсию по точкам сбыта, двести за посещение жилища наркоторговца из «Парусов».

Для понимания механизма оборота золота недостаточно изучения слитков и рудников. Надо начать с Секондильяно и двигаться по следам клановых империй. Войны каморры приводят к появлению на географической карте районов, находящихся под властью тех или иных семей, например, составляющие основу всего земли Кампании. Эту территорию иногда называют итальянским Диким Западом, где, если верить жутким легендам, автоматов больше, чем вилок. Но если забыть на минуту о вспыхивающей в определенные периоды агрессии, то сразу представляются огромные богатства, которые, конечно же, проплывают мимо здешних жителей. Но об этом не говорят вслух, телевидение и репортеров поглощает эстетика неаполитанских трущоб.

Двадцать девятого января убивают Винченцо Де Дженнаро. 31 января в колбасной лавке погибает Витторио Бевилакуа. 1 февраля приходит очередь Джованни Орабоны, Джузеппе Пиццоне и Антонио Патрицио. Киллеры воспользовались старой как мир, но все еще действенной уловкой: прикинулись полицейскими. Двадцатитрехлетний Джованни Орабона был нападающим команды «Реал Казаваторе». Ребята спокойно шли по улице, когда рядом затормозила машина с мигалкой на крыше. Из нее вышли двое с полицейскими удостоверениями. Юноши не оказали сопротивления и не попытались скрыться. Они знали, как надо себя вести: позволили надеть наручники и посадить в автомобиль. Машина тронулась, через некоторое время резко остановилась, и им велели выйти. Если троица и не догадалась сразу, то при виде пистолетов всё стало ясно. Ловушка. Это были не полицейские, а «испанцы». Бунтовщики. Двоих прикончили без промедления, поставив на колени и выстрелив в голову, а третий, судя по оставленным следам, попробовал убежать, руки у него были связаны за спиной, и только голова помогала удерживать равновесие. Упал. Поднялся. Опять упал. Его нагнали и засунули дуло пистолета в рот. У трупа были сломаны зубы, парень по инерции укусил оружие, словно надеясь разгрызть его.