дед облажался. Он дважды обманул их, и вся их семья была изгнана.

Я качаю головой. — Какое отношение это имеет к Брианне?

— Этого я не знаю. По крайней мере, пока. Не сомневаюсь, что скоро мы узнаем об этом из первых уст.

— А может, Брианна уже знает, — говорит Эмми, переплетая свои пальцы с пальцами Тео, и это мгновенно расслабляет его.

— Есть все шансы, что у нее есть все, что нам нужно.

— Я не собираюсь давить на нее, — защищаюсь я.

— Мы и не предлагаем тебе этого делать.

Наступает тишина, когда все это давит на нас. Однако вскоре она разрушается, когда в моей квартире раздается леденящий кровь крик.

Я вскакиваю на ноги и бегу к своей спальне, не успев заметить, что мои ноги двигаются.

Распахнув дверь, я практически влетаю на кровать, обхватываю свою девочку и крепко прижимаю ее к себе, пока она дрожит и плачет.

— Все хорошо, детка. Я здесь. Я здесь.

Ее дыхание сбивается, с губ срывается тихое хныканье.

— Ты бросил меня.

Эти три слова уничтожают меня; они разрывают мое сердце на две части и оставляют меня истекать кровью на полу.

— Никогда, Сирена. Я бы никогда этого не сделал. Я был в гостиной, совещаясь с Тео. Клянусь, Бри, я тебя не брошу. Никогда.

Она хнычет, ее паника уменьшается с каждым моим словом.

— Ты обещаешь?

— Обещаю. — Притянув ее к себе, я укладываю ее на спину. Она тут же переплетает свои ноги с моими и крепко прижимается ко мне. — Я люблю тебя, Брианна, — говорю я, поражаясь тому, как легко эти слова слетают с моего языка.

Я никогда не думал, что скажу это женщине, но оказалось, что признаться в своих чувствах к ней — одна из самых легких вещей, которые я когда-либо делал в своей жизни.

Наверное, это значит, что все правильно… верно?

— Я тоже люблю тебя, Нико, — говорит она так тихо, что я думаю, не привиделось ли мне это, как вдруг ее дыхание становится более поверхностным, и она снова погружается в мирный сон.

* * *

В течение следующих двадцати четырех часов Брианна попеременно то засыпала, то просыпалась с криком.

Это было чертовски страшно, и каждый раз, когда этот болезненный, испуганный вопль доносился до моих ушей, я, клянусь, немного умирал.

Я так и не вышел из комнаты после того, как она испугалась в тот первый раз. Я не мог. Самое большее, куда я выходил, — это дверь, чтобы поговорить с остальными, когда им нужно было что-то сказать, что не терпело отлагательств, или туалет, но я решил, что технически это та же самая комната, и все время не спускал с нее глаз, чего она, наверное, не оценит, когда наконец сама начнет пользоваться этой комнатой и поймет, что я чаще всего не попадал в цель, заботясь о ней.

К черту, немного мочи никому не повредит.

А вот эти гребаные кошмары, которые ей снятся, звучат по-настоящему ужасно.

И если бы я не сказал себе, что больше не выйду из этой комнаты, я бы уже был в подвале и пытал ублюдка, который сделал это с ней, до смерти.

В дверь спальни тихонько постучали, и я, свесив ноги с края, подошел к ней.

— Привет, — говорит Джоди, протягивая мне тарелку с едой. — Как она?

Отойдя в сторону, я позволяю ей заглянуть внутрь и вижу, что ее лучшая подруга все еще свернулась калачиком в моей постели.

— Спит. Ей уже несколько часов не снятся кошмары, — говорю я, надеясь, что они закончились. Я знаю, что это, наверное, бессмысленно, но если у нас нет надежды, то что у нас есть?

Джоди испускает болезненный вздох. Ей, как и мне, хочется волшебным образом все исправить, но она чувствует себя такой же бесполезной, как и я.

— Ты должен съесть это, — говорит она, тыкая меня в грудь тарелкой, которую я у нее не забрал.

— Да, Босс, — дразню я.

— Я серьезно. Ты нужен ей в боевой форме.

— Ты тоже. Ты вообще спала прошлой ночью? — спрашиваю я, не сводя глаз с темных теней под ее глазами.

— Немного. Просто все вернулось, понимаешь?

Я сочувственно улыбаюсь ей. Как бы мне ни хотелось полностью понять то, через что прошли Джоди и Брианна, чертовски трудно осознать, что ты находишься в чьей-то власти вот так.

Я вздрагиваю, когда сзади раздается хныканье, а простыни шелестят от движения.

— Возвращайся к ней, — приказывает Джоди, практически впихивая меня и тарелку обратно в комнату.

Дверь едва успевает закрыться, как до моих ушей доносится невероятный звук.

— Нико?

— Прямо здесь, детка, — тихо говорю я, опуская тарелку на прикроватную тумбочку и забираясь обратно в кровать.

Устроившись на боку в двух шагах от нее, я вглядываюсь в ее бледное лицо, молясь, чтобы она проснулась настолько, чтобы открыть глаза.

Я даже не осознавал, как сильно скучал по своей девочке.

Подняв руку, я заправляю прядь ее диких локонов за ухо, а затем провожу костяшками пальцев по ее щеке.

Ее веки вздрагивают, а мое сердце подскакивает к горлу.

Не прошло и секунды, как на меня смотрят ее голубые глаза, которые я так люблю.

Они немного налиты кровью и, несмотря на многочасовой сон, свидетельствуют об истощении, через которое она прошла. Но все же они ее. Она здесь. Лежит прямо передо мной.

— Привет, — говорю я, нелепая и глупая улыбка растягивает мои губы.

— Привет. — В редком проявлении уязвимости ее щеки краснеют. Это так чертовски мило, что я едва могу это выдержать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ты поверишь мне, если я скажу, что устала? — легкомысленно спрашивает она.

— Да, детка. Поверю.

Она вдыхает, и я не могу не задаться вопросом, не вспоминает ли она свой беспокойный, полный кошмаров сон.

Но как бы мне ни хотелось спросить, я не спрашиваю, вдруг, по счастливой случайности, она думает не об этом.

15

БРИАННА

Он смотрит на меня так, словно я нечто особенное. Что-то драгоценное.

Втайне я так долго мечтала об этом, что должна быть счастлива. Но все, что я чувствую, — это боль.

Я больше не та девушка, которой он меня считает.

Я сломлена. Запятнана. Испорчена. И я не уверена, что когда-нибудь стану прежней.

Я хотела быть сильной. Я не хотела позволять Брэду забираться в мою голову, но как только его лицо появилось в моем сне, преследуя меня, несмотря на физическое отсутствие, я поняла, что ему это удалось.

Без моего разрешения он