— Тогда скажи, какой у него нос был? Курносый, римский, с горбинкой?

— Обычный. Там темно было…

— А голос?

— Нормальный.

— Низкий, высокий? Может, с хрипотцой? Или он заикался?

— Нет, самый обычный.

«Ерунда какая…»

— Что было дальше?

— Дальше он потребовал, чтобы я передал письмо. Я отказался, но он… — Телохранитель поежился от воспоминания о шиле.

— Понятно. О чем он еще говорил, что просил?

— Больше ничего, — соврал Петруха. Подставляться под своих приятелей он не хотел. Друзья-однополчане — это вам не начальство.

— Ладно, иди. Напиши подробный рапорт.

— Я уже написал!

— Еще напиши!

— Я четыре раза написал!

— Пятый напиши! Хоть десять! Иди!

Скоро выяснилось, что знак перехода на дороге никто не устанавливал, потому что перехода в этом месте никогда не было, уличные веб-камеры вблизи отсутствовали, а ту единственную, которая могла захватить место происшествия, накануне разбили камнем какие-то случайные хулиганы. Свидетелей наезда не нашлось, потому что к переходу выходили только слепые, без окон, стены. В салоне машины никакой посторонней грязи или чужих волосков не обнаружилось. Шило исчезло. Кровь оказалась без генетических отклонений, но свиной. Конверт был самым дешевым, продающимся во всех киосках «Роспечати». Бумага обычной, из супермаркета, такую каждый день покупают тысячи людей. Повторный опрос пострадавшего телохранителя ничего не дал. Равно как и новый фоторобот. Все возможные ниточки оборва-лись.

И это было очень странно. Потому что после любого преступления что-то, да остается. Хоть какие-то следы. А здесь — ничего! Стерильная чистота! Официально дело спустили на тормозах, переквалифицировав его почти в анекдот: какой-то ненормальный прыгнул под колеса джипа охранника, а потом напал на него, угрожая шилом, лишь для того, чтобы передать «Первому» пустой конверт. Чушь!.. И каких только придурков не рождает земля наша!

Такая облегченная версия устраивала всех, иначе что докладывать «Первому»? Что говорить о письме? И как оправдываться, что результатов нет? Нет, тут лучше не высовываться. Непосредственной угрозы жизни и здоровью «Объекта» происшествие не несло. Ну и ладно… Все развели руками. Даже те, кто держал руки по швам. Потенциальный «висяк» передали из ведомства ФСО в ФСБ. Пусть они там над этим ребусом головы ломают. Потерпевшего телохранителя отстранили от работы, переведя на казарменное положение.

— Зачем на казарменное? — удивился Директор.

— Затем, чтобы он всегда был под рукой и мог опознать нападавшего.

— Опознать? А где вы его возьмете?

— Не мы. Он сам объявится!

— Сам?! Этот псих?

— Псих, разбрызгивающий свиную кровь? — зло ответил Главный Телохранитель. — Я прошу разрешения усилить охрану.

— Хорошо, действуйте, как считаете нужным, — согласился Директор. — Но я бы на вашем месте лишнюю панику не поднимал.

По большому счету, никаких разрешений не требовалось. Главный Телохранитель уже перевел свою команду на усиленный режим. Он был слишком близок к «Первому», чтобы быть беспечным. В отличие от прочих, которые осуществляли охранные мероприятия, сидя в тихих кабинетах, или тащили службу в спрятанных в лесах казармах, он трудился «в поле», причем в непосредственной близости от охраняемого объекта. Пульки и фугасы, назначенные «Первому», могли рикошетом продырявить и его шкуру. Вернее — вначале его!

Так что у него были стимулы не расслабляться. Любое внештатное событие он предпочитал истолковывать как угрозу. И это происшествие его насторожило. Не испугало — нет. Для испуга поводов не было — слишком всё явно и где-то даже демонстративно. Когда пугают — всерьез не бьют. Это аксиома. Страшна та угроза, о которой не предупреждают, которая как гром среди ясного неба, как кинжал в спину. Но было в этом происшествии много непонятного, а непонятное рождает тревогу. Кто и какие цели преследовал, передавая столь рискованным образом пустой конверт? Гадать бессмысленно. Нужно было просто ждать.

Если злоумышленник хочет что-то передать «Первому», он повторит попытку. Если хотел попугать — попугает еще. А если больше не объявится, то и слава богу! Но что-то подсказывало Главному Телохранителю, что преступник не исчезнет, что он еще даст о себе знать…

* * *

Письмо до адресата не дошло.

И не должно было! Кто бы его передал! «Хозяина» оберегают от любой информации, которая может вызвать его неудовольствие. Ну, и чтобы свою голову сохранить. Такова наша, испокон века, традиция. А то, не дай боже, узнает батюшка-царь про какие-нибудь народные волнения или казнокрадство в своем окружении, осерчает и голым задом на кол посадит! А это больно.

Вот и строят у нас потемкинские, с хлебом-солью и счастливым населением, деревни. Раньше так было, и теперь. Прежде с крашеными заборами, теперь со свежим, вчерашней выпечки, асфальтом. Везут по деревням самодержца, проводят окрест, к народу допускают, который ликует и благодарит батюшку-царя за счастливую жизнь и ручки целует. И все довольны. Самодержец, что народ свой увидел, и народ, который полушку по-легкому срубил.

Как следствие, «Первый» обо всем узнает последним. Нередко уже на эшафоте, под топором палача. Видит толпы злобных зевак, пришедших полюбоваться, как их государю башку сносить будут, прозревает и вопрошает: а где те поселянки в кокошниках и парубки белозубые, что за счастливую жизнь меня благодарили? Отчего подле эшафота такие несимпатичные рожи? И почему меня мой народ не спасает, он ведь меня так сильно любит? А нет того народа и не было никогда. И летит голова с плеч долой. И все ликуют!

Новоиспеченный самодержец на престол восходит и новой челядью вкруг себя огораживается, аки частоколом. От народа своего, который всегда не симпатичный, неблагодарный, опасный и государя-батюшки недостойный. Бяка — народ!

Так и живут — сверху государь, снизу народонаселение. А между ними, прокладкой, холуи господские, которые колебания снизу гасят, мягкой периной под верхи подстилаясь и сладкими сказками их убаюкивая, — про урожаи невиданные, успехи запредельные, про силу нашу могучую, какую никаким ворогам не сокрушить.

Какие уж тут письма? Тут любого почтальона — взашей, если это, конечно просто почтальон. А если нет… Главный Телохранитель «Хозяину» тоже ничего не доложил, так как нечего было докладывать. Пока всё случившееся не тянуло больше чем на мелкое хулиганство. Зачем тревожить большого человека по пустякам? Тем более, еще не известно, как он на это отреагирует.

Правда, конверт…

Но в нем ничего не было. Пустая бумажка. Оставалось ждать следующего хода противника. А уж потом…

* * *

По лестнице спускался телохранитель. Один из… Он возвращался от своей любовницы. Одной из… Парень провел замечательные три часа, позвонил начальству, доложив о «проделанной работе», и теперь спешил домой к семье.