— Вы имеете в виду ту правду, которую я сообщил бы своему лучшему другу?

— Я, может, и не лучший твой друг, юноша, но я — твоя лучшая надежда. Скажи мне правду, и, быть может, я великодушно отнесусь к тому факту, что, между тем как девушка и тугодум хотели мне помочь, ты и этот дерьмоед склонялись к тому, чтобы оставить меня умирать.

Кейл открыто посмотрел на него.

— Раз уж мы говорим правду, господин, то, будь вы на нашем месте, разве вы не задумались бы о том, во что ввязываетесь?

— Справедливо. А теперь к делу. И если я почувствую, что ты лжешь, я без лишних разговоров отдам тебя Брамли — так быстро, что овца и хвостом дернуть не успеет.

Кейл немного помолчал, потом вздохнул, словно принял решение, и сказал:

— Трое из нас — послушники Искупителей из Великого Святилища на уступе Перестрельном.

— Ага, вот это похоже на правду, — улыбнулся Випон. — А девочка?

— Мы искали еду в катакомбах — в туннелях и коридорах, которые Искупители задраили, — и наткнулись на нее в месте, о котором никогда в жизни не слыхали. Там были еще и другие.

— Женщины в Святилище? Как странно! Впрочем, может, и нет.

— Нас заметили с девушкой, и у нас не осталось выбора. Пришлось бежать.

— Слишком большой риск, понимаю.

— Если бы мы остались, никакого риска не было бы.

— Именно так. — С минуту Випон, медленно прогуливаясь с пленным по дорожке вокруг двора, размышлял над услышанным, потом спросил: — А почему Короста?

— Это лучшее место, чтобы спрятаться: там нет дальнего обзора, его перекрывают холмы и эскеры.

— За беглецами Искупители охотятся с собаками. Я видел одну — страшна, как смерть, но нюх фантастический.

— Я придумал, как отвадить их. — Опуская подробности своего двойного побега, Кейл рассказал, как ему это удалось, и многое другое.

Каким бы правдивым ни был рассказ Кейла, звучал он неправдоподобно, что бы ни говорил Випон. Но после полубезумной затеи Кляйста выдать себя и остальных за цыган лучше всего было придерживаться достоверных фактов. Кейлу стало очевидно: все, что Искупители говорили им о цыганах, — ложь. Не было никакого предательского нападения на Святилище со стороны цыган шестьдесят лет назад, якобы в ответ на которое последовала умеренно карательная экспедиция — чтобы проучить их на будущее. Наверняка Искупители просто истребили их всех до последнего ребенка.

— Вы отдадите нас поисковой группе Искупителей?

— Нет.

— Почему?

Випон рассмеялся:

— Хороший вопрос. Для этого у нас нет никаких оснований. Между нами даже не существует дипломатических отношений. Мы общаемся с ними только через посредничество Дуэн.

— Кто такие Дуэны?

— Ты знаешь, что такое наемник?

— Тот, кто убивает за плату.

— Дуэна — это наемник, который за плату не убивает, а ведет переговоры. У нас так мало опыта в общении с Искупителями, что дешевле заплатить кому-то, чтобы тот договаривался с ними от нашего лица. Впрочем, думаю, пришло время перемен. Мы многое упустили, оставаясь в неведении. Вы можете быть очень полезными для нас. В течение ста лет Искупители были заняты войной на Восточных Разломах. Возможно, увеличение числа послушников, о котором ты нам рассказал, означает, что теперь они затевают что-то здесь или в каком-то другом месте. Нам пора узнать об этом побольше. — Випон улыбнулся мальчику: — Ты можешь мне пока доверять, поскольку ты мне полезен.

— Да, — задумчиво сказал Кейл, — вероятно.

К этому времени они снова подошли к двери, ведущей в подземелье. Випон сильно стукнул в нее кулаком, и она мгновенно открылась. Он обернулся к Кейлу.

— Через несколько дней вас переведут в более комфортабельное помещение, а до той поры будут относиться гостеприимнее: вы будете получать приличную еду, и вам позволят прогулки на свежем воздухе.

Кейл кивнул и вошел в дверь, которая тут же за ним захлопнулась.

За спиной у Випона немедленно возник Альбин.

— Как любопытно, мой дорогой Альбин. Он совсем не похож на тех детей, которых мне доводилось знать до сих пор. Если в поисках этих ребят здесь объявятся Искупители, им не следует ничего говорить. И не пускайте их дальше пригородов. Мальчиков содержать под домашним арестом. — С этими словами Випон зашагал прочь, бросив на ходу через плечо: — Приведите ко мне девочку завтра в одиннадцать.

— Итак, Риба, — ласково, как добрый учитель, сказал Випон, — значит, до тех пор, пока ты не повстречалась с этими молодыми людьми сразу после того, как Искупитель собирался надругаться над тобой, а один из мальчиков его обезвредил, ты понятия не имела о том, что в Святилище есть мужчины?

— Да, господин.

— И ты прожила там с десяти лет и, по твоим словам, с тобой обращались, как с маленькой принцессой? Это очень странно, не правда ли?

— Я жила так, как привыкла жить, господин. У нас было почти все, чего мы хотели, и единственным строгим правилом, за нарушение которого полагалось страшное наказание, было — не покидать пределы нашего жилища. Но эти пределы очень широки, а стены настолько высоки, что взобраться на них невозможно. Мы были счастливы.

— Женщины, которые вас опекали, объясняли вам, почему вас лелеют с такой добротой и щедростью?

Риба вздохнула, вспомнив, что этот дивный сон закончился.

— Они говорили, что, когда нам исполнится пятнадцать, нас выдадут замуж, и каждая из нас будет жить в месте, еще более прекрасном, чем Святилище, и мы будем купаться в блаженстве вечно. Но только в том случае, если станем такими совершенными, как от нас требуется.

— Совершенными? В каком смысле? — поинтересовался весьма заинтригованный Випон.

— Кожа у нас должна быть без единого изъяна, волосы блестящие и послушные, глаза большие и сверкающие, щеки румяные, грудь округлая и полная, ягодицы большие и гладкие, и нигде, ни между ног, ни под мышками, ни где бы то ни было еще, кроме как на голове, — ни единого волоска. Мы всегда должны быть предупредительны и очаровательны, и от нас всегда должно пахнуть цветами. Нам не разрешается сердиться, брюзжать или критиковать других людей, мы обязаны всегда быть добрыми, ласковыми и готовыми к поцелуям и нежностям.

И Альбин, и Випон были мужчинами с большим жизненным опытом, они видали и слыхали на своем веку много странного, но, когда Риба закончила свой рассказ, ни один из них не нашел что сказать.

Первым наконец заговорил Альбин:

— Возвращаясь к надругательству Искупителя над тобой… Ты никогда прежде его не видела?

— Ни его, ни какого бы то ни было другого мужчину.

— А как вы практиковались в… нежностях, если вы не знали мужчин? — спросил Випон.