подрагивающую ладошку, потянул на себя и подхватил на руки под тихое взвизгивание. И понес к французскому окну.

— Марк, погоди… — завертела головой Белоснежка. — Мы не туда…

— Туда-туда! — ответил, вынося свою законную добычу к бассейну.

Впереди шоковое мгновенное превращение скромницы в роскошную раскованную блудницу! И творить такое надо не в темноте, в надежно скрытых ото всех укромных уголках, а под ярким светом солнца, чтобы никто из нас не упустил ни одной малейшей детали сей чудной метаморфозы.

— Но как же… — только и успела встрепенуться Полина до того, как я с ней на руках шагнул в идеально прозрачную воду. — А-а-а! С ума сошел!

— Сошел! — согласился я, отпуская ненадолго, чтобы дать увидеть ей и посмотреть самому. Ведь было на что.

Моя белая рубаха на ней и мои штаны, намокнув, перестали хоть что-то скрывать. Обратились в скользящие около тел полупрозрачные вуали, больше выставляющие напоказ и ее изгибы, и мой бесстыжий стояк. Зрелище, способное завести не на шутку, если бы меня в принципе еще нужно было заводить.

Полина заозиралась, но я, обхватив ее лицо ладонями, лишил возможности смотреть куда-то, кроме меня. Все, время закусок и прелюдий закончилось, рыбка моя. Пора дегустировать основное блюдо.

— Марк, — выдохнула Белоснежка мне в губы, закрывая глаза, и румянцем смущения теперь запылало не только ее лицо, но и шея, и даже грудь порозовела, отчетливо видимая мне сквозь намокшую ткань и изводящая темными сосками-манками.

Закрывай пока, но долго ты не выдержишь и будешь смотреть.

Я больше не давал Полине поблажек. Принялся целовать со всей той жаждой по ней, что изводила все время моей охоты. Не гладил, а, скорее уж, тискал ее грудь, ягодицы, закидывая ее ногу себе на талию и бесстыдно вдавливаясь одеревеневшим от такого долгого предвкушения членом между ее ног. Она цеплялась за мои плечи, изгибаясь навстречу, запрокидывала голову с тяжелой растрепавшейся копной намокших волос, подставляясь под мой рот еще больше и все повторяя: «Марк… Марк… Марк…». Всего лишь раз за разом мое имя, но ее тихий голос молотил мне по мозгам разрядами чистой похоти, доводя до полной потери контроля. Развернув Полину, вжал ее грудью в стенку бассейна, накинувшись с поцелуями на плечи, безжалостно раздирая ворот мокрой рубашки, постепенно уничтожая эту преграду между нами. Полина перешла от стонов к жалобному хныканью и, видимо, совсем потерявшись уже в потребности, схватила мою руку, терзавшую ее соски, и потянула вниз, умоляя невнятным задыхающимся шепотом.

Но нет, сейчас время совсем не ручной работы, рыбка моя сахарная. Снова повернув ее, подхватил подмышки и усадил на край бассейна. Не давая опомниться, толкнул мягко, вынуждая откинуться, тут же вклиниваясь между ее ног плечами, открывая для себя. Пробежался краткими поцелуями-укусами по внутренней стороне бедер, одновременно выуживая презерватив из кармана мокрых штанов и расстегивая их, а потом приложился в одном долгом, проникающем и поглощающем, к ее промокшему совсем не от воды естеству. Раскрыл языком припухшие складочки, обрушивая прицельно на клитор всю интенсивность стимуляции. Полина закричала, упираясь пятками и выгибая спину. Пора.

Опершись на руки, выбросил свое тело из воды, позволив мокрым штанам просто соскользнуть с ног, оставаясь в воде. Разодрал зубами упаковку, раскатал резину со спринтерской скоростью, пока Полина блуждала потерянным взглядом, изнывая наверняка от потери контакта. Уж я-то точно уже не просто изнывал, был на грани спонтанного самовозгорания. Запустил ладони под ее ягодицы, приподнимая навстречу своему проникновению и уберегая от жесткости камня под нами и…

— Твою мать… Ох… Сдохнуть можно…

Войти сразу не вышло, от тесноты, перевозбуждения, жарких сжатий ее мышц перед глазами все побагровело, и я согнулся, утыкаясь своим лбом в ее. Раскачивался медленно, проникая по одному мучительному сантиметру за другим, загораясь, нет, сгорая все сильнее. По позвоночнику как лава текла, и жгла все сильнее, с каждым более сильным и глубоким толчком. От стонов Полины и ее ногтей, царапающих мою спину, одурел окончательно, замолотил бедрами, как отбойным молотком, без единой связной мысли в башке. Захлебнулся воздухом, сорвался, как только она задрожала, забилась подо мной. Оргазм вышел таким мощным, будто каждый выплеск был разрядом, прошивающим от макушки и до сжимающихся в опустошении яиц, да таким интенсивным, что я за малым язык себе не откусил.

Охренеть! Воистину эта охота была у меня самой удачной, а трофей — просто космос.

Глава 17

Я терпеть не могла эти вульгарные шуточки про длительность оргазма у свиней. Честно. Каждый раз переключала канал, как только слышала это завистливое «полчаса-а-а-а-а» из уст очередного недошутника.

Почему?

Да потому что тоже… завидовала. Наверное. Ну, или начинала моментально чувствовать все свои комплексы в отношении секса. Потому что… да потому что тот малочисленный опыт, который я успела приобрести в жизни, был мало похож на столь бурно рекламируемое из века в век «нечто чудесное». Краткое мгновение телесного удовольствия. Тусклая вспышка в серой промозглости ежедневной рутины. Секунда. Миг. А тут в одну тысячу восемьсот раз дольше. Безмозглому животному, что никогда не оценит этого божественного дара. Почему так несправедливо?

Я к чему это все.

Отныне и навсегда, свиньи, завидуйте мне!

Да, да. Мне. Полине Осипенковой. Потому что я побила ваш рекорд. И пусть я никогда в жизни не побегу заносить его в книгу рекордов Гиннесса, но само осознание, что мой собственный оргазм продлился в триста тридцать шесть раз дольше вашего, до конца дней будет согревать мое самолюбие. И скрашивать одинокие вечера горячими воспоминаниями из разряда тех, о которых так чертовски приятно помечтать, но фиг ты расскажешь о них своим детям.

Именно столько длился мой практически непрекращающийся пик удовольствия, во что я ни в жизни не поверила бы, если бы он не приключился именно со мной. То есть не приключился, а приключался. Везде. Везде, где я находилась рядом с Марком Зарицким. На кровати, рядом с кроватью, на полу, на террасе, в бассейне, у французского окна, на яхте, на катере, на сидении джипа, у ствола пальмы. И мы даже сделали это на пляже, постаравшись максимально предохраниться от песка — не получилось. Предохраниться не получилось, а оргазм накрыл такой, что до самого вечера я сипела и отмалчивалась. Тоже условно. Потому что… Марк был неумолим, неутомим, неудержим, и вообще казался временами впавшим в помешательство.

— Эй, рыбка, мы еще не пробовали вот тут.

— Белоснежка, если ты немедленно не завернешься в мешок, я тебя трахну.

— Полина, я тебя хочу. Сейчас же.

— Блядь, опять стоит, сука.