другой выпил. А собачей хвост говорит:

— Как так?

— Што тако?

— А в нашом месте не так.

— А как?

— А один стаканчик выпьют, другой товарыщу подают. Нет, дак я выйду, хозяину скажу.

Оттуль так и стал хозяйкин приятель: один выпьет, другой товарищу подават. Допил одну бутылку, хозяйка другу принесла, не хуже и той. Распивают и другу бутылку.

В избах, на верху и запевать стали. Когда на верху запевать стали, дак собачей хвост и в исподи запевать стал.

— Што-ты, дикой што-ле! зачем поёшь?

— А мы, што здесь, не вино пьём што-ле? там поют, а нам и не петь?

— Перестань, не пой.

— А давай платье на платье менять, дак и петь перестану. Сменяли платье на платье. Потом хозяйка пришла в погреб, сиротина и говорит.

— Меня нельзя-ле как отсуль выпустить? Хозяйка говорит:

— Народ, пожалуй, пьяноват стал, как-ле можно меж людей протти.

Успела его выпустить хозяйка. Вышол сиротина на улицу, походил на улице, и зашол к хозяину во беседу. Помолился Богу, проздравил с пиром, с беседой.

— Хорош ваш пир, хороша беседа, только в доме есть несчастье.

А на это подхватились, стали спрашивать.

— А вот в доме у вас завелась нежить. Эту бы нежить если бы выжить, дак сразу бы выжил, а сразу не выживешь, то ей веки не выжить.

— А хто можот выжить?

— А я могу, только не даром.

— А вного-ле возьмёшь?

— А я с хозяина возьму сто рублей, а с посторонних гостей хто сколько. Я так могу эту нежить выжить, што все увидите, как она из дому пойдёт.

Хозяин согласилса. Посторонни гости говорят:

— Если мы все увидим глазами нежить, и мы по сотне дадим.

— Теперь нужно нежити дороги дать, штобы не рукой, не ногой не задеть, нето веки из дому не выживешь.

Стал сиротина ходить, искать, в той кладовы, в другой и все кладовы обыскал, натти не мог.

— Ну, хозяин, нежить в доме натти не могу! Ище каки у тебя кладовы есть?

Подумал хозяин, больше кладовых нету.

— Ищэ в погребе не искали.

— А зачем сразу мне погреб не сказал? Эти нежити боле в погребах и проживают.

И пошол в погреб и сказал приятелю:

— Ты бежи прямо в свой дом, некуды не приворачивай.

Взял сиротина помело, да сзади с помелом. Нежить в избу выскочила в нестатной лапотины, другой пьяной пошатилса с ног, да и упал, а которой и в рассудках, сзади бежал, смотрел.

И гнал сиротина нежить до самого его дому, оттуда воротилса хозяину назад. Хозяин хочет его угощать.

— Ну, хозяин, угощенье не куда не уйдет. Наперво надо рощитатца.

Хозяин на то сказал:

— Молодеч! Я вам сулил сто рублей, а когда в этот дом загонил — я на того мужичка с духом — получай двести рублей.

А посторонны купцы сидели, тоже по двести дали.

Оттуда купил мужик тройку лошадей, и нанел кучера, роспростилса и поехал домой.

Приехал домой. Услышели суседи, што приехал сиротина на тройке, богатой, пришли его смотреть.

— Как ты, сусед, скоро денег нажил?

— А я вам раньше сказал, што я говорить умею. Вот у меня было три кожи, одна кобылья, друга коровья, третья собачья. Я эти кожи сделал и сошил лопоийну подвёрх шерсью: перёд коровей, зад кобылей, на хвост собачину, и понёс эту лопотину в город, а ноньче таку моду подхватили: эку лопоть носить. За эту лопотйну я кучу денег сграбил.

Суседи стали убивать своего скота и стали готовить лопоть. Оставили у себя только по одной коровы и по одной лошади. Нашили лопоти, повезли по возу в город, стали торговать, развешали рядами. А народ ходят и спросят:

— Што это у вас?

— Слепы-ле што? Не видите-ле што? Это лопоть.

— А дики-ле што? Хто эку лопоть продаёт?

После того идут полицевски салдаты.

— Это што у вас?

— А то у нас лопоть.

— А дики-ле што? Хто экой лопотью торгует? Вы што, холеру-ле што розводите? Вас забрать нужно.

Взяли и повели в полицию. Эти мужики от полицевских откупились и дали клятву уехать того же часу. Поехали домой. Стали суседа бранить:

— Ты омманул нам, насказал, што такую лопоть покупают.

— А я вам раньше сказывал, што я говорить умею: я умел одну лопотину продавать, тогда моду подхватили и купили, а вы сразу возами навезли, ну и не стали брать, я раз виноват.

Мужики через это ушли, в роботу нанелись, а сиротина и теперь с ихными жонами живёт.

15

Белобородый старик

Были два купца, два брата, один купец помер, осталса сын молодой. Купец поежжать стал за море, караблём торговать, а племянник проситсе у матери: «Спусти меня с дядей торговать». Мати спустила, дала ему сто рублей денег.

Отправились, бежали по морю, прибежали, стали на пристань карабельню, пошли заявить себя заморскому царю и прописать билеты. Заевили. Заморской царь сказал:

— Молодцы торгуйте, только в городе нашом есь белобородой старик, он кого обторгуёт, обворует, на его суда нет.

Дядя молчит, а племянник говорит:

— А его хто обторгуёт, обворует, того судят-ле?

— Нет, и того не судят.

Племянник сказал:

— Нельзя-ле у вас, ваше царское величество заруцьно писемьцё выпросить.

Царь приказал написать, свою руку подписал, отдал заручно писемцё. Пошли обои с дядей.

Идёт племянник возле ту лавку, где белобородый старик торгует.

— Што, молодеч, ходишь? Товар наш не гленетця, але в карты поиграть хочешь?

— Товар ваш не глянетса.

— У меня есь на дому — по уму, за посмотреньё сто рублей.

Пошли в дом; завёл в свои горницы, старик велел своей бабы донага раздетця и провёл по комнаты нагу.

— Ну, отдай сто рублей. Мальчик отдал сто рублей.

Заутра дядя карап погружает, у племянника ничего не винно. Отправились в своё место.

Прибежали, стали на пристань карабельню. На другой день дядя стал из карабля выгружать, а у племянника мати спрашиват:

— А ты што нечево не делашь?

— Я, мама, товару закупил, да денег не достало, товар не выдали.

— А глупой ты сын! У тебя прежде отец так торговал: сколько денег, столько товару купит.

Долго-ле, коротко-ле после того дядя опять стал поежжать за море караблём торговать. Племянник опять просится у матери:

—