Когда на востоке начал разливаться первый свет утреннего солнца, заработали немецкие минометы. Один из «шерманов» сразу же оказался подбит и загорелся. Бежавшая за ним пехота торопливо бросилась под прикрытие другого танка. Но тот также получил прямое попадание мины и взорвался. Сдетонировавшие внутри него боеприпасы огненными всполохами разлетелись по всему полю.

Но пехотинцы продолжали упрямо двигаться вперед. Им казалось, что они воюют не с противником, а с самой природой: с холодным проливным дождем, который скатывался по стальным шлемам и обжигающими ледяными струйками бежал по спинам, с грязью, которая килограммами прилипала к их сапогам, со скользкой землей, на которой они то и дело оступались… Промокшие, злые, усталые, измотанные непрерывным ревом моторов «шерманов» и грохотом разрывающихся вокруг них немецких мин, они кое-как трусили по раскисшему от дождя полю, постепенно приближаясь к линии обороны противника.

Командовавший 18-м полком полковник Смит оглянулся и окинул взглядом своих бойцов. Они, пусть и медленно, но все же последовательно продвигались вперед. Атака развивалась вполне успешно. И вдруг он услышал резкий треск немецких пулеметов MG-42. Утренний воздух внезапно оказался пронизан тучами разящего свинца. Услышав этот звук, американские солдаты тут же бросались на землю лицом вниз, вжимаясь как можно глубже в грязь. Некоторые вчерашние резервисты пытались опуститься лишь на одно колено, но уже в следующее мгновение падали плашмя в грязь вместе со всеми и молились лишь о том, чтобы эти разящие пули миновали их. Теперь, когда весь полк лежал на земле, атака полностью захлебнулась.

Полковник Смит взбежал на небольшой пригорок, который был хорошо виден и его людям, и оборонявшимся немцам, и помахал в воздухе тростью с серебряным набалдашником — своим, по сути, единственным оружием.

— Ну же, ребята, — зычно прокричал он, перекрывая треск ружейных и пулеметных выстрелов, — мы не можем лежать вот так в грязи весь день. Так поступают только трупы. — Он улыбнулся: — Все, о чем я прошу вас — это дойти до этого пригорка и закрепиться на нем. Это не слишком суровое требование, не правда ли? — Он взглянул на лежащего перед ним вчерашнего 18-летнего резервиста в очках. Лицо этого парня было совершенно белым от страха, а губы судорожно кривились.

— Я не прошу слишком многого, не так ли? — повторил полковник грустным и совершенно некомандным голосом, вглядываясь в лицо 18-летнего парня.

— Нет, сэр. — Парень сглотнул и с трудом поднялся на ноги.

— Вот это молодец! — воскликнул полковник Смит. Он развернулся, помахал в воздухе своей тростью и вновь двинулся вперед.

Немецкие пулеметы забили с удвоенной силой. И все-таки американцы, пусть и медленно, но все же двигались дальше. Они шли к живой изгороди, за которой залег и окопался немецкий батальон, укомплектованный призывниками с желудочными расстройствами. Оттуда то и дело вылетали пули, прореживая ряды нападавших американцев. Град свинца все усиливался. Неожиданно к нему присоединился пулеметный огонь с правого фланга. Американские солдаты оказались окружены пламенем и грохотом разрывов. Вокруг них реяли смерть и разрушение. Судьба была одинаково безжалостна ко всем без исключения.

Полковник Смит свистнул в свой командный свисток.

— Быстро вперед! — прокричал он после трели. — Двигайтесь, двигайтесь, ребята, не останавливайтесь!

И, с трудом выдирая из земли ноги, покрытые грязью, он побежал на правый фланг атаки.

Его бойцы последовали за своим полковником. С их мокрых губ срывались бессвязные грязные ругательства, глаза яростно сверкали. На правом фланге заработали все замаскированные дотоле немецкие пулеметы, но американцы упорно двигались вперед, невзирая даже на этот убийственный огонь. Один за другим солдаты падали на землю в последней агонии. В течение буквально нескольких секунд исчезла вся передняя линия американской атаки, а земля перед немецкими пулеметными гнездами оказалась густо усеянной трупами.

Полковник Смит спрыгнул в воронку от снаряда и с трудом перевел дыхание. Бойцы, которые шли во второй линии атаки и которым пока посчастливилось остаться в живых, сделали то же самое. Их руки тряслись от пережитого страха, они ничего не видели перед собой и из-за этого не могли даже прицелиться. Смит выхватил радиопередатчик и потребовал, чтобы их поддержали минометным огнем.

В течение целой вечности уцелевшие солдаты 18-го полка 1-й пехотной дивизии судорожно цеплялись за дно воронок и траншей, пытаясь найти там спасение, а безжалостный пулеметный огонь немцев выкашивал из их рядов все новых и новых бойцов. Американцы были похожи на несчастных, потерпевших кораблекрушение, которых то и дело смывают за борт и уносят в море все новые и новые волны.

Наконец заработали дивизионные минометы. Мины начали падать на немецкие пулеметные гнезда, и убийственная стрельба постепенно прекратилась.

Полковник Смит мгновенно оценил открывшуюся перед ним возможность. Он вскочил на ноги. Его когда-то безупречно отутюженная форма представляла собой грязную тряпку. Он вытер грязь с губ и свистнул в свисток.

— Ну хорошо, а теперь встали и двинулись дальше! — прокричал он.

Бойцы полка, скрючившиеся вокруг него в ямах и укрытиях, явно колебались, не очень-то желая выполнять приказ командира.

— Я сказал — двинулись! Пошли! Вперед! — выкрикнул он.

Но бойцы по-прежнему лежали в своих укрытиях и не желали покидать их ради новой атаки.

В одной из траншей показалась голова сержанта.

— Как тебя зовут, сержант? — спросил полковник Смит.

— Ковальски, сэр, — ответил тот.

— Прекрасно, Ковальски, назначаю тебя временно исполняющим обязанности мастер-сержанта. А теперь подними бойцов в атаку — да поживее!

Поляк Ковальски, чьи амбиции никогда не простирались выше звания простого сержанта, тут же выскочил из своего укрытия.

— Ну же, ребята, — закричал он на плохом английском с ярко выраженным польским акцентом, — вытаскивайте свои задницы из траншей! Да поживее! Давайте, давайте! Вперед! — Он схватил ближайшего к нему солдата за шиворот и буквально выдернул из укрытия на поверхность.

Ведомые в атаку полковником Смитом и новоиспеченным мастер-сержантом Ковальски, американские пехотинцы кинулись вперед. Наконец-то им стали видны стальные шлемы немцев, окрашенные в камуфляжные цвета, в которых те склонились над своими MG-42. Вся их ярость и обида на войну, на дождь, на сержанта Ковальски и полковника Смита трансформировалась в ненависть к немцам. Бешено крича, не думая о последствиях, они дико рванули вперед. Сам Ковальски получил пулю в голову на первой же минуте атаки. И тот солдат, которого он только что безжалостно вытащил из укрытия в земле, протопал вперед по мертвому телу поляка, вдавливая его еще глубже в грязь. Преодолев немецкую линию обороны, американские солдаты оказались в самой гуще немцев.

Увидев перед собой янки, немцы попытались сдаться. Они бросили на землю дымящееся оружие. Подняв вверх руки, они заголосили: