Фрейзе тут же прижал ей руки к бокам и обхватил ее так крепко, что она едва способна была вздохнуть; брат Пьетро тем временем быстро завел ей руки за спину и связал их, а затем связал ей и ноги в щиколотках. После чего он повернулся к аббатисе, которой Лука по-прежнему не давал встать с земли, и они вдвоем поставили ее на ноги, крепко держа за запястья. Густые золотистые волосы рассыпались у нее по плечам, скрывая лицо.

– Позор! – вскричала сестра Урсула. – Она не пострижена!

А Лука просто глаз не мог оторвать от этой красавицы; ведь прежде она скрывала свое лицо, а волосы прятала под апостольником. Если бы не сегодняшнее происшествие, он, наверное, так и не узнал бы, как она выглядит на самом деле. В ярких лучах всходящего солнца она была особенно хороша, и он все смотрел и смотрел на нее, впервые получив возможность по-настоящему увидеть эти синие глаза под темными загнутыми ресницами, этот точеный прямой носик, эти теплые соблазнительные губы. И только когда брат Пьетро принялся связывать перепачканные кровью руки аббатисы, до Луки дошло, сколь эта девушка одновременно ужасна и прекрасна, словно являет собой нечто самое дурное, что только есть между раем и адом: падшего ангела.

– Сестры-мирянки вскоре придут на работу, а монахини начнут возвращаться из церкви, так что мы должны поскорее привести здесь все в порядок, – первой опомнилась сестра Урсула. – Нельзя допустить, чтобы сестры видели такое. Это невероятно их… огорчит… разобьет им сердце… Я должна защитить их от подобного зла. Невозможно, чтобы они застали сестру Августу в таком… растерзанном виде. И этих… этих… – она никак не могла подобрать слово, каким можно было бы назвать аббатису и ее рабыню, – этих дьяволиц, этих посланниц ада они тоже видеть не должны.

– Нет ли какого-нибудь помещения понадежнее, где их можно было бы запереть? – спросил брат Пьетро. – Ведь до того, как они предстанут перед судом, их нужно где-то содержать. Нам придется послать за доном Лукретили. Ведь это он хозяин здешних земель. Вопрос о том, какое наказание понесут эти ведьмы, теперь вне нашей юрисдикции. Они совершили уголовное преступление, которое карается либо виселицей, либо костром; а судить и выносить приговор должен сам дон Лукретили.

– Подвал под привратницкой, – тут же предложила сестра Урсула. – Туда можно спуститься только через люк в полу.

Фрейзе поднял мавританку с земли и вскинул ее на плечо, точно мешок, ибо она была связана по рукам и ногам. А брат Пьетро, взявшись за веревку, которой были связаны руки аббатисы, повел ее к жилищу привратницы. Лука, оставшись наедине с сестрой Урсулой, спросил:

– Как ты поступишь с телом этой несчастной монахини?

– Я попрошу деревенских повитух уложить ее в гроб. Бедная девочка! Я ни за что не допущу, чтобы сестры ее увидели. Я пошлю за нашим священником – пусть благословит то, что осталось от ее бедного тела. Она может пока полежать в церкви, а потом я спрошу у дона Лукретили, нельзя ли перенести ее в их фамильную часовню. В мертвецкой я ее ни за что не оставлю. Как только деревенские женщины снова ее обмоют и облачат, ее нужно перенести подальше отсюда, а потом дать ей упокоиться на освященной земле.

Она вся дрожала и даже слегка покачнулась, словно вот-вот могла упасть в обморок. Лука обнял ее за талию, желая поддержать, и она на мгновение прислонилась к нему и даже положила голову ему на плечо.

– Ты вела себя очень храбро, сестра, – сказал он ей. – Для всех нас это было ужасное испытание, а уж для тебя тем более.

Она подняла на него глаза и вдруг, словно осознав, что нарушает обет – ибо мужчина обнимал ее за талию, а она бессильно к нему прислонялась, – резко от него отодвинулась, и он почувствовал, что сердце ее затрепетало, точно пойманная птица.

– Прости меня, – сказала она. – Я веду себя совершенно недопустимо…

– Ничего, – быстро сказал он. – Это ты должна меня простить. Мне не следовало тебя касаться.

– Это было так ужасно, я потрясена до глубины души… – Голос у нее сорвался, и она не смогла скрыть охватившее ее волнение.

Лука демонстративно заложил руки за спину, показывая этим, что более ни в коем случае к ней не прикоснется.

– Тебе бы нужно немного отдохнуть, – сказал он, понимая всю бессмысленность этого предложения. – Такое зрелище чересчур для любой женщины.

– Я не могу сейчас отдыхать, – надломленным голосом промолвила сестра Урсула. – Я обязана поскорее восстановить здесь порядок. Недопустимо, чтобы сестры стали свидетельницами столь ужасного зрелища и узнали, что тут произошло. Я позову мирянок, и они под моим присмотром все уберут и все приведут в порядок. А потом я встану во главе своих сестер и сумею вывести их на праведный путь; я сумею объяснить им, как сойти с дороги, ведущей во тьму, и устремиться к свету! – Она отряхнула и разгладила свое платье, и Лука явственно услыхал соблазнительный шелест шелковых нижних юбок. Потом она повернулась и быстро пошла прочь, дабы немедленно заняться делом.

Но на пороге больницы вдруг остановилась, оглянулась и успела заметить, что Лука смотрит ей вслед.

– Спасибо тебе, – сказала она с легкой улыбкой. – Ни один мужчина никогда не держал меня в объятиях. Ни одного раза за всю мою предшествующую жизнь! Я рада, ибо узнала, что такое мужская доброта. Я, скорее всего, проживу в этом монастыре, среди сестер нашего ордена, до конца своих дней и, возможно, стану здешней настоятельницей, но я никогда не забуду, как ты был добр ко мне в трудную минуту.

Лука чуть не шагнул к ней, чуть снова не обнял ее, ибо она еще несколько мгновений стояла там, глядя ему прямо в глаза, а потом резко повернулась и исчезла за дверью.

А Лука, глубоко потрясенный, так и остался стоять посреди вымощенного булыжником двора, пока к нему не подошли Фрейзе и Пьетро.

– Надежно ли вы заперли этих преступниц? – спросил у них Лука.

– Да у них там самая настоящая тюрьма! – сказал ему Фрейзе. – Там и цепи есть, в стену вмурованные, и наручники, и кандалы. Брат Пьетро настоял, чтобы мы их обеих в железо заковали, я и надел на них кандалы, точно обе они рабыни.

– В кандалах они пробудут только до приезда дона Лукретили, – защищаясь, пояснил брат Пьетро, – а если бы мы их всего лишь веревками связали, они наверняка сумели бы освободиться. Как бы ты тогда заговорил? И что бы мы тогда делали?

– Снова поймали бы их. Им ведь еще и крышку запертого люка поднять надо было бы, – нашелся Фрейзе и, повернувшись к Луке, сказал: – Там, под надвратной башней, такой округлый подвал, из которого можно выбраться только через люк в потолке, но до потолка им не достать, и через люк они смогут вылезти, только если его открыть и спустить им лестницу. Там и стены-то не просто из камня сложены, а вырублены в скальной породе. Так что наши милые пташки заперты там столь же надежно, как пара мышей в мышеловке. А он все-таки заставил меня их в кандалы заковать, точно пиратов!