Не стоит удивляться тому, что монахи часто выражали нежелание заниматься делами инквизиции. И не из-за того, что эта работа требовала почти нечеловеческого напряжения и невероятной настороженности, не из-за того, что на инквизитора ложилась громадная ответственность, – все дело было в том, что он оказывался в ненадежной и опасной позиции, согласно папским указам, монах не имел права отказаться от официального назначения. В противном случае он рисковал навлечь на себя недовольство Папы. Францисканская система предполагала, что никто не может возглавлять инквизицию больше пяти лет.[95] У доминиканцев не было подобных ограничений: к примеру, Бернар Гуи был инквизитором Тулузы больше шестнадцати лет.

Приступив к своим обязанностям в Лангедоке, инквизиторы обнаружили, что еретиков там очень много, они сильны и невероятно враждебно настроены. Заботясь о собственной безопасности, они стали вести все свои дела из штаб-квартиры в Тулузе, откуда вызывали к себе еретиков со всего района. Однако в 1237 году Лангедок посетил легат Джон Венский, который выразил недовольство тем, как там велись дела. Он приказал, чтобы в будущем инквизиторы сами ездили по стране, посещали те города, в которых, по донесениям, ересь пустила наиболее глубокие корни, и проводили бы расследования на местах. Результаты этого приказа не заставили себя ждать.

В ночь с 28-е на 29-е мая 1242 года инквизитор Гийом Арно, мирской брат Стефен из Сен-Тибери, были убиты еретиками в замке Авиньонет вместе со своими нотариусами, несколькими клерками, тремя другими мирскими братьями, каноником Тулузским и приором Доминиканского монастыря.

Доминиканцы из Лангедока обратились к Папе Римскому Иннокентию IV, перечислив тому все ужасные препятствия, стоящие у них на пути, сообщив, что лишь некоторые из них привели к страшному кровопролитию. Монахи просили избавить их от опасных обязанностей, возложенных на них Папой. В этой просьбе им отказали. А вскоре инквизиторы Бернар из Ко и Джон из Сен-Пьера были назначены на места несчастных, погибших в Авиньонете. Однако Папа принял во внимание жалобы монахов на подстерегающую их опасность и позволил им вести дела в тех местах, которые они считали наиболее безопасными для себя. Его рекомендации были подтверждены в 1246 году Церковным собором в Нарбонне.

В обычном порядке вещей инквизитор путешествовал по своему району, останавливаясь в различных доминиканских и францисканских монастырях.

Естественно, он проводил больше времени в своей штаб-квартире, а не в других местах. Однако ему было необходимо посетить множество мест, и каждые два-три года он заезжал во все города и деревни, в которых была замечена ересь. Иногда о его прибытии не объявляли заранее, и тогда люди бывали ошарашены внезапными слухами, что среди них находится его высокопреосвященство Inquisitor hereticae pravitatis. Однако чаще всего о его прибытии сообщали заранее: устные объявления об этом делались в церквях, а письменные расклеивались на церковных дверях и официальных досках объявлений. Когда герольды сообщали о приближении инквизиторского кортежа, верующие выходили инквизитору навстречу из городов и деревень и приветствовали его на дороге. Процессия молча проезжала мимо них, и инквизитор проходил в отведенную ему в монастыре резиденцию.

В глазах верующих престиж инквизиции был очень высок. Инквизитора чтили и уважали, к нему относились как к хранителю веры, способному остановить распространение ереси среди людей. В дела инквизиции не позволялось вмешиваться. Когда инквизитор сообщал о намерении обратиться к народу, ни одна из церквей не могла проводить мессу в это время, потому что обращение инквизитора относилось ко всем людям. Об этом особо говорилось в многочисленных папских буллах; анафеме предавались те фальшивые проповедники – тайные приверженцы ереси – которые, суля людям индульгенции, пытались отвлечь людей, чтобы те не ходили на массовые собрания, устраиваемые инквизитором.

Вся организация, весь порядок процедур, проводимых Святой палатой, были основаны на том, чтобы безжалостно избавляться от всего, что могло помешать удачной борьбе с ересью. Не только всем кюре запрещалось даже рот открывать, когда говорил инквизитор, не только всем истинным католикам предписывалось всеми силами помогать инквизиторам в выполнении их миссии. Святая палата имела полную власть над светскими судами. Если преступника, обвиняемого в светском преступлении, вдруг начинали подозревать в ереси, магистрат был обязан приостановить его дело. Этого человека немедленно передавали под юрисдикцию Святой палаты, и светские власти больше не имели права трогать его. Требование предстать перед инквизитором считалось самым главным. И наоборот, если подозреваемый в ереси человек совершал какое-то светское преступление, то магистрат не мог судить его до тех пор, пока инквизитор не давал на это разрешения.

Местные кюре имели большое количество разнообразных обязанностей, которые должны были помочь инквизитору без помех выполнять свое дело. Кюре должны были следить за тем, чтобы наказания, налагаемые инквизицией, неуклонно исполнялись, они должны были переводить все официальные документы, касающиеся людей; должны были осуществлять подготовку к отправке в святые места согрешивших и получивших епитимью в виде паломничества; должны были доставлять в суд свидетелей по их воле и против нее; должны были вести приходские журналы, в которых тщательно записывались имена тех, кто без уважительных причин не приходил к мессе по воскресеньям или не праздновал пасху. Можно себе представить, что в тех приходах, где ересь была широко распространена, тщательное исполнение всех этих предписаний было, без сомнения, нелегким трудом. Однако за кюре следили, и если они без рвения относились к своим обязанностям, их могли заподозрить в ереси.

На следующий день после прибытия в район или через короткое время после него, инквизитор собирал в главном соборе людей и во время церковной службы рассказывал им, какие обязанности на него возложены. Все еретики должны были прийти в церковь и признаться в своих ошибках. Период – «время милости», как его называли, когда еретики могли сделать это, обычно длился от пятнадцати до тридцати дней. Любому еретику, который каялся в своих прегрешениях во «время милости», бояться было нечего. Сообщив инквизитору обо всех своих деяниях и прегрешениях, еретик мог вернуться в лоно Церкви – разумеется, после исполнения наложенной на него епитимьи. Он представал перед инквизитором просто как согрешивший человек, желающий получить покаяние. Те, кто тайно предавался ереси, получали обычное наказание в форме исполнения специальных церковных обрядов и других религиозных отправлений. Тем, кто открыто признавался в своих еретических убеждениях и отворачивался от Церкви, предписывались более строгие наказания, состоящие обычно из паломничества в святые места, в особых постах или в исполнении каких-то принятых в подобных случаях церковных епитимий. Однако все эти люди в знак того, что они полностью раскаялись в приверженности к ереси, должны были назвать имена всех известных им еретиков.