Здесь мы видим еще один пример полной безжалостности, которая отличала инквизицию. Не стоит искать в записях Святой палаты каких-либо проявлений справедливости или порядочности, а если мы и попытаемся сделать это, то наши поиски окажутся безрезультатными. Когда дело касалось задержания и привлечения к суду подозреваемых в ереси, никакие требования не казались слишком жесткими или хитроумными. На пути инквизитора не должны были стоять ни чувства, ни рыцарский дух. Все должно было быть направлено на то, чтобы привести каждого еретика к церковному трибуналу. А когда он оказывался перед судом, все усилия были направлены на то, чтобы заставить его признаться в своих прегрешениях и искренне захотеть воссоединиться с Церковью. Меньше всего инквизиция хотела отправить человека на костер, потому что казнь была показателем того, что Святая палата не выполнила своего предназначения.

Разумеется, инквизиторы никогда не отступали от непоколебимой решимости полностью покончить с ересью. Однако уничтожить ересь – это вовсе не значит убить всех еретиков. Инквизитор прежде всего был священником и официальным представителем духовной власти. Его единственной задачей была забота о душах людей и их спасении. При этом инквизитор и не думал о тех страданиях, которые придется перенести еретику, отправленному на костер. Зато он знал, что человек, умирающий в состоянии смертного греха, навлекал на себя все ужасы вечного наказания. А поэтому все, что можно было сделать для спасения его души, считалось обязанностью инквизитора, от которой он не мог отказаться.

Для помощи в борьбе с ересью инквизиция нанимала большой постоянный штат сотрудников, состоящий из посыльных, нотариусов, личных вассалов, юристов, работников тюрем, докторов, парикмахеров, привратников и так далее. В некоторых частях Италии и Испании инквизиторы нередко нанимали вооруженных людей, для того чтобы те ловили еретиков и приводили их в суд, а вот во Франции и в Лангедоке эти обязанности брали на себя представители светских властей. Что касается числа непосредственных помощников инквизиторов, то из письма архиепископа Эмбруна инквизитору Флоренции мы узнали, что штат инквизитора состоял из двух нотариусов, двенадцати других лиц, именуемых «близкими друзьями», и четырех советников. Инквизитору дается указание «выбрать себе этих служащих, но не более того». В Памьере, что в Лангедоке, в инквизиторской тюрьме работали один тюремщик, два тюремных надзирателя с женами и еще один человек, чьи обязанности не описываются.

Одна из наиболее удивительных вещей в инквизиторской процедуре состоит в том, какой огромный труд и усилия прикладывались для того, чтобы аккуратно вести записи. Каждое слово, сказанное во время судебных процессов, каждая деталь перекрестного допроса, проводимого нотариусом, тщательно записывались на пергамент, который бережно хранился. Архивы инквизиции выросли до невероятных размеров. И нельзя сказать, чтобы документы хранились в старых пыльных буфетах, из которых их никто никогда не вынимал. Нет, на каждый из них была заведена карточка в специальном каталоге, составлялись списки всех еретиков, представших перед трибуналом, дела хранились в доступных местах, и ими постоянно пользовались. Мы узнаем о том, что некоторые еретики через тридцать – сорок лет после публичного отречения от ереси вновь возвращались к ней, и это становилось известно инквизиции. К примеру, во время допроса пожилой женщины, которая предстала перед судом инквизиции в 1316 году, с помощью записей было обнаружено, что еще в 1268 году она привлекалась судом за ересь и вернулась в лоно истинной Церкви, а потому, мы видим, как записи были полезны инквизиции.

Допросы, организация и ведение всеми делами, переработка гигантской массы информации лежали на плечах нотариусов, которые, без сомнения, были наиболее важными и ответственными работниками младшего состава Святой палаты. До 1561 года, когда папа Пий IV дал на это разрешение, инквизиторы не могли сами нанимать нотариусов. Их следовало выбирать из тех нотариусов, которые работали в гражданских судах, или из членов религиозных орденов, которые имели опыт работы в монастырях. Однако, не имея возможности выбрать нотариуса по своему усмотрению, инквизитор мог лишь временно нанять двух священников или непрофессионалов. Как и все, кто имел официальную связь с инквизицией, нотариусы до того, как приступить к своим обязанностям, должны были поклясться хранить в тайне все, что касалось их работы. Они присутствовали на всех перекрестных допросах, записывали все вопросы, задаваемые осужденному, а также разъясняли их. В некоторых случаях нотариусы присутствовали при аресте подозреваемых в ереси и помогали доставить их в суд.

Во всем, что касалось ведения судебных процессов, инквизитор был абсолютно свободен. Все, кто каким-то образом препятствовал его работе, объявлялись врагами Церкви и получали тяжелый обвинительный приговор.

Таким образом, принц или вельможа, отказывающиеся помогать светским властям в выполнении вынесенного наказания нераскаявшимся или раскаявшимся в ереси, но вновь вернувшимся к ней еретикам, а также сомневающиеся в необходимости изменить законы, мешавшие Святой палате выполнять ее работу, или отказывающиеся внести в имперскую Конституцию статьи, касающиеся наказания еретиков, сами могли быть отлучены от Церкви. Это было делом непростым; такое отлучение означало, что все вассалы знатных людей освобождались от клятв верности им и что они сами ни под каким предлогом не могли входить в церковь. Этим людям запрещалось общаться с верующими. Их враги могли без страха открыто выступить против них. И, что было самым тревожным, если эти люди в течение года и одного дня не пытались вернуться в лоно Церкви, их автоматически начинали подозревать в ереси.[96]

Папы Римские фактически не сделали ничего, что могло бы увеличить достоинство и престиж института инквизиции в глазах людей. Инквизитор обладал всеми правами и привилегиями. Ему принадлежала вся полнота духовной власти. Возражать ему в чем бы то ни было означало встать на сторону дьявола. Тут и появились еретики, заявлявшие, что Папа Римский был антихристом, что Иисус Христос не был ни человеком, ни святым, что брак был большим преступлением, чем инцест, что самоубийство – это наивысшее проявление добродетели и тому подобное. Понятно, что в деле подавления подобной богохульской философии не могло быть полумер: «кто не с нами, тот против нас». Однако ересь, с точки зрения Церкви, была в первую и последнюю очередь грехом, в котором можно было признаться священнику и за который грешник мог получить отпущение грехов. Ненависть к ереси не обязательно оборачивалась ненавистью к еретикам. Интересно, что Церковь, полная непоколебимой решимости искоренить ересь, настаивающая на действенной поддержке светских властей, тем не менее настаивала, чтобы окончательное решение о том, что такое ересь и кто такие еретики, оставалось только за инквизицией. Церковь признавала отсутствие прецедентов в развитии инквизиторской процедуры. Самым главным было обеспечить, чтобы все подозреваемые в ереси и еретики предстали перед трибуналом – этой цели было подчинено абсолютно все.