Жиль забывает о своей печали удивлённой маской. Чёрно-жёлтым «чудовищем» Кот хватает его под руку и тащит из палаты прочь.

В коридоре меж ними происходит диалог, достойный Данте и Рембо:

— Ты собираешься маску снимать?

— Не вижу смысла в ней…

— Отличный ты такой!.. Как сны? Ты их не беспокоишь?

— Вроде, нет.

— Вечером к завтраку я тебя жду, столовая в твоём распоряжении…

— Воспользуюсь, спасибо.

— О чём грустим?

— Про будущее думать не хочу.

— Не гляди в него — не будешь знать, что будет.

— Тогда вся польза пропадёт…

— Зато всё время будешь удивляться.

— Для чего ты взял вторую половину моей книжки?

— Прежде всего — для кого .

— И всё же…

— Для девушки, которую ты никогда не встретишь.

— Но ведь она же где-то здесь?

— Ещё бы! Она всенепременно здесь . Но вот когда ?

— Что это значит? Ты просто шутишь, что ли?

— Шучу не слишком сильно, и вовсе не стараясь сделать это… А для тебя — увы и ах!.. Какой вы были бы, конечно, парой! Жаль…

— Рискну тебе поверить. Скажи, куда идём.

— В Симанский сад.

— Ты упросил главврача, чтобы меня отпустили пройтись?

— Открою тебе маленький секретик: я никогда не видел главврача.

— Может, потому что его нет?

— Скорей всего — именно потому, что он есть.

— Так как я выйду в сад?

— Почти легко. Я отвлеку самого себя каким-нибудь новомодным бредом, а ты в это время, оставаясь незамеченным для санитаров, охраны, пациентов, докторов — вылезешь через окно наружу. Всего и делов-то…

— Красивый план.

— Это не план. Это — безумие…

Кот улыбается всей мордой, без остатка. Жиль видит в стекле отражение своей маски, многоструктурно наслоённое проекцией в Симанский сад, который всячески «увит»: полёты желтокрылых листьев.

Жиль Корвус открывает раму. Кот хитроумно отвлекает ВСЕХ:

Он выкуривает четыре шоколадных сигареты разом; притворяется мечтами в жизнь раскованных людей; переключает без пульта каналы телефона в гостиной воображаемого чиновника; тайно провозит из одного конца коридора в другой рисовые фигурки нелегалов в максимальной миниатюре; травит гладко выбритые анекдоты во фритюрнице из полиэстера; вынуждает себя кричать не по нотам; оригинально имитирует работу мозга, сопрягая этот процесс с таким тяжёлым плевком, что упади он с 30ти метров — мог бы убить; переигрывает, просто переигрывает; смеётся тихим щелчком; падает на простыни истерики (они похожи на линолеум сегодня), катает тут же снежный ком из слов; вызывает внимание огня на себя, чем хитроумно отвлекает всех…

Жиль уже «вышел» из здания. Симанский сад покорно ждёт.

Кот поворачивается к нему и [закрывая наглухо створку окна] успевает сказать: если ты встретишь (как тебе кажется) «ту самую» девушку, это ещё не означает, что она будет твоей.

Мягкий аромат жёлтого цвета. Вечное небо осени. Синий простор.

Уродливая маска срывается с лица, точно сумасшедший лист клёна. Жиль даже не успел удержать её мыслью. Жуткий разрыв железной (словно желе) логики реального мира в осеннем саду — и маска исчезла.

Жиль Корвус остался при своём лице. Полузабытое для зеркал и отражений, оно наиболее точно транслирует волну эзотерики на заднем дворе чужих эмоций. Его лицо «снов» снова светится на психокарте планеты. А маска (бушующее нечто пришло в никуда. Оно валится вниз, кро́шится в них, эти фосфорные вмятины плюс углы, ямы кошмарных надежд… Уродливый Дух опять расщеплён. Но маска теперь устремляется сквозь жаркий колодец-тоннель, возможно – самый глубокий со времён зарождения законов бурения скважин в ночи. Она начинает вращаться, разбрасывая капли начинки слишком эфирно. Капли бьются о стенки колодца и застывают в корнях капиллярных деревьев, на всём пути испаряя крошечный звук. Приглядись – и услышишь… Маска пробивает тёмно-красное дно пожара, врывается в огонь чужих чудес и начинаний. Она видит, что смотрится хорошо. Она найдёт новое лицо, прекрасней чем луна, и однажды во сне «прилепит» к себе. Ты проснёшься с тупостью чувств – внезапно поймёшь, что жизнь не для тебя, и что пора прекратить действовать. Восстанешь перпендикулярно кровати, высокий как пень, серьёзный внутри собственных жалоб. Тогда-то ты скажешь о зеркале, игриво мерцающем в конце коридора. Ты выйдешь на свет зашторенных окон: землистый, промытый, чудовищный кокон… Все мысли твои можно будет потрогать. Дрожат на дыхании, словно кромешные листья в саду инфернальной осени. Да ты и сам уже кружишься водопадом страха. Карябать когтями игрушечных пальцев лицо – забава для маски. Ты спёкся. Настолько, что демонам прощё выбросить сковородку, чем несколько тысячелетий соскребать с неё твою личность. Это отлично! Маска красиво смеётся завывающим смехом. Ты даже не хочешь кричать. Теперь чуть позднее, не то чтобы раньше. Но слишком – всегда… Обычная ночь. Уже поздно. Жёлтые фонари, жёлтые листья на дне перевёрнутых вёдер света. Желтая маска луны над окном. Чёрный край неба, потушенный крик никого. Ты прячешь за стёкла не лучшую жизнь. Стоишь в тишине сумасшедшей осени. Безликий, чуть жёлтый с лица. Не слишком живой, недостаточно мёртвый. Постаревшее забытье стало удачной привычкой. Живёт только маска, не ты) где-то в конце другого мира…

Химена подходит к подоконнику, на котором восседает Кот.

Тот веселится взглядом. За его спиной вздымается осенний сад жёлтого многообразия природных форм.

— Я тебя почти потеряла, — девушка «чёрно-белой причёски» закрыта от света за отражением на стёклах.

— Ничего удивлённого! Исчезаю, появляюсь. Че́ширский кот — мой слишком дальний родственник… — улыбчивый зверь чем-то очень доволен.

Химена уселась с ним рядом.

Слегка помолчали. Она (взгляд на осень) спросила:

— Чья эта половина книги, которую ты мне принёс?

Кот театрально поджал губы, взгляд его стал серьёзным и даже жестоким. Печальный вздох, ответ:

— Я взял её у парня, который был здесь когда-то…

Уклончивый взор в пространство коридора. Доктор Бен мимоходом ставит диагноз невидимому пациенту, который якобы повёл себя слишком незначительно в начале чьей-то книги.

— А теперь его здесь больше нет?

Кот хитро улыбается и говорит:

— Он вышел… Попробуешь его найти?

Окно раскрыто в осень. Весь сад «горит» листвой: полёты, смерчи, завихренья, быстрый сход.

Химена слезает с подоконника прямиком в «открытую рану» Симанского сада, похожую на лиственный ковёр. Идёт до ближайшей рощи – деревья жёлтым шепчут, как в бреду. Приятная поляна для заката. Простейшая скамья. Химена уселась любоваться садом, а осень разлилась на всё вокруг.