Этот человек внушал робость, так как был необычайно крупным и, казалось, состоял сплошь из бугристых мышц. Впрочем, эффект отчасти складывался из-за тех же манипуляций с порезами и шрамами. Можно было подумать, что подобные манипуляции с собственным телом были здесь любимым развлечением. Особенно поражало его лицо: с помощью шрамов из него искусно сымитировали оголенный череп.

Наверное, это был вождь странного племени. Сейчас он рассматривал приведенных пленников, и невозможно было понять выражения его лица. Вперед вышел дикарь с «ирокезом», пояснил:

– Свежие личинки. На большом железном звере вылупились.

– Вот как? – вождь не выказал особого удивления. Возможно, не позволяла мимика. – Давно здесь железных зверей не бывало.

Его голос раскатывался по залу низким рокотом и был под стать внешности обладателя. Вождь поднялся с неожиданной резкостью и направился к пленникам. Роста он действительно был огромного и производил устрашающее впечатление. Он в упор просверлил взглядом одного за другим, словно видел каждого насквозь. За его спиной замаячил тощий и одноглазый дикарь, подобострастно оскалился гнилыми зубами и прокомментировал:

– Хорошие личинки, крепкие!

– Это может знать только Гадатель, – отрезал вождь. И впился глазами в Весту. – Разве что вот неплохая.

Огромная лапа ухватила Весту за подбородок, с силой качнула ее голову из стороны в сторону. Лео сжал кулаки, но на страшного амбала уже набросился Пашка:

– Не смей, гад! Уйди!

Кулаками он размахивал уже в воздухе – дикарь легко поднял его свободной рукой за шкирку.

– Хорошая личинка, бодрая, – снова не удержался одноглазый.

Вождь небрежно отшвырнул мальчишку, кубарем покатившегося по полу, неторопливо вернулся на свое место и бросил:

– К Гадателю их!

– Я отведу! – оживился одноглазый и сделал охранникам знак.

Пленников повели следом за ним в глубину здания. Факелы с трудом освещали путь, бросая на стены угрюмые тени. Веста вскрикнула: откуда-то из-за колонн прямо на них метнулся быстрый силуэт. Мгновенно превратившись в огромного волка, он прыгнул – и в прыжке распахнул клыкастую пасть, стремясь вырвать девушку из группы людей.

И растворился в воздухе.

– Черт, что это?! – заорал Нильс, шарахаясь в сторону.

Крепкий воин остановил его древком копья и швырнул обратно. Раздались сдержанные смешки.

– Это же Тени, – насмешливо сказал одноглазый. – Личинки никогда этого не знают.

– Здесь это бывает, – негромко сказал Лео. – Они не опасны.

– Бывают и опасны, – снова сказал одноглазый. – Но не сейчас.

– Предупреждать надо… – пробормотал Нильс, глянул на Весту. – Ты тоже знала? Тьфу ты, ну и местечко…

Казалось, мрачнее места, чем этот бетонный лабиринт, не найти, но хозяева приблизились к черному провалу в бетонной поверхности и стали спускаться по крутой лестнице в душную глубину.

– Куда нас ведут? – тихо спросил Пашка.

– Ты же слышал – к Гадателю, – как можно спокойнее ответила Веста.

– А кто он, этот Гадатель?

– Я не знаю.

– А он плохой?

– Он видит все, – неожиданно встрял одноглазый. – Не пытайтесь его обмануть!

– Не пугай, пуганые уже, – проворчал Нильс. Впрочем, не очень уверенно.

Теперь они двигались длинным и узким туннелем с неровными стенами, по которым струилась несвежая влага. Воздух стал плотным и вязким, от влажности намокла одежда. Под ногами застелился тонкий туман. Этот ход казался уже не туннелем, а норой злобного зверя.

Наконец коридор вывел в небольшую… нет, не комнату – пещеру. Изломанные стены оголяли исконный лунный грунт, но со свода густо свисали пробившиеся сюда корни растений. Тумана здесь было больше – он клубился, доставая почти до пояса. От влажности стало тяжело дышать. И единственным источником света здесь был факел, который держал хмурый дикарь.

Вошедшие огляделись – и не увидели никого.

– И где же ваш хваленый Гадатель? – поинтересовался Нильс.

Тощий злобно сверкнул единственным глазом и осторожно, бочком двинулся вперед. Бережно раздвинул руками свисающие корни. Пленники содрогнулись: среди корней показалась голова человека, висящего вверх ногами. Тощий, как скелет, голый и дряблый, он висел с закрытыми глазами, как летучая мышь. И, в отличие от остальных местных, он был лишен уродливых шрамов, и череп его был совершенно гладок.

Одноглазый с опаской приблизился к уху висевшего и что-то тихо сказал одними губами. Осторожно попятился. Корни тихо колыхались, но не спешили закрывать странное лицо.

– Ты!

Лео содрогнулся. Тощий кривой палец человека, висевшего, как вампир, под сводом пещеры, указывал на него. Глаза при этом висевший не открыл. Лео ощутил страх и беспомощность, будто этот палец проткнул его насквозь.

– Гадатель хочет, чтобы ты подошел! – прямо в ухо прошипел ему одноглазый.

Лео шагнул вперед, послушно, как кукла на ниточках, не чувствуя своих ног, будто кто-то повелевал его телом. Он приблизился к странному человеку и оказался с ним лицом к лицу.

Лео содрогнулся: лба коснулись ледяные руки. Нашарили его виски, замерли. Казалось, они вытягивают из него тепло, саму энергию жизни, насыщая этого вампира. Мерзкие пальцы пробежали по шее – и наткнулись на цепочку. Мелкими движениями пальцы перебрали цепь, нащупав жетон. Гадатель вздрогнул и вдруг распахнул глаза.

Это было как вспышка, как удар. Огромные, черные, лишенные белков глаза смотрели в упор, словно разглядывая саму душу.

– Ты пришел, – глухим шипящим голосом произнес Гадатель. – Я ждал, когда ты вернешься…

– Я не понимаю… – пролепетал Лео. Он не мог отвести взгляда от этих страшных, немигающих глаз, парализовавших его волю.

– Ты все понимаешь. Ты – Ключ.

– С чего вы взяли? Как вы могли меня ждать – ведь я только пришел…

– На то ты и Ключ, чтобы приходить и уходить, перемещаясь между мирами. Зачем ты делаешь вид, что не понимаешь?

– Чего вы от меня хотите?

– Ты должен закрыть Дверь, через которую приходит к нам Зло. Ведь это ты открыл ее, и только ты можешь закрыть.

– Я ничего не открывал…

– Иди. Сделай, что тебе предначертано.

Глаза закрылись. Лео попятился, и на его место снова шмыгнул одноглазый, припал ухом к тонким губам Гадателя. Прислушался, заметно изменившись в лице, и пробормотал: «А что с остальными?» Ответа Гадателя Лео не разобрал.

Когда одноглазый вернулся к пленникам, его поведение заметно изменилось. Появилось в нем что-то трусливо-заискивающее.

– Гадатель все сказал, – поведал он. – Гадатель отпускает вас.