Значит, сейчас я поеду к Расторгуевой домой. Мне необходимо убедиться в том, что блузка Екатерины, в которой она была в тот вечер у своей подруги, – без пуговицы и с пятнами. Вполне возможно, что Екатерина уже избавилась от блузки, и находится этот предмет гардероба на какой-нибудь мусорной свалке. Но это только в том случае, если Расторгуева замешана в чем-то гораздо более серьезном, чем ссора с Елизаветой. Иначе зачем прибегать к столь радикальным мерам? Достаточно просто сунуть блузку в стиральную машину, а потом пришить оторванную пуговицу. Хотя пуговица-то у меня. Ладно, решено, еду к Екатерине.

Дом, в котором проживала Расторгуева, находился в новом микрорайоне «Березки». Рядом с ним стояло несколько таких же высотных многоподъездных домов. Я подошла к нужному мне подъезду. Почти сразу же из него вывалилась кричащая толпа подростков, человек шесть, не меньше. С гиканьем они устремились во двор, а я, воспользовавшись открытой дверью, прошла в подъезд. В ожидании лифта я стала созерцать пространство лестничной клетки. Ничего себе так, довольно чисто, не наплевано, как это обычно бывает.

Я поднялась на лифте на пятый этаж, вышла и подошла к квартире номер двадцать пять. Надо позвонить на всякий случай. Екатерины здесь сейчас, конечно, нет, но мало ли что может быть. Вдруг у нее гостят какие-нибудь родственники. И кстати, я ведь не знаю, в каком семейном статусе находится Екатерина: замужем она или нет. Муж, если он имеется, тоже может сейчас находиться дома, пока супруга наносит косметические маски на лица клиенток.

Я нажала кнопку звонка и немного подождала. Никаких шагов, да и других шумов я не услышала. За дверью квартиры Екатерины было тихо. Стало быть, никого там нет. Ну что же, можно, пожалуй, и приступать. Но прежде чем вынуть из сумки отмычки, я внимательно посмотрела на соседнюю квартиру. Там тоже стояла тишина. Порядок! Вот теперь можно открывать. Беззвучно открыв дверь, я вошла внутрь. Нащупав на стене выключатель, я включила свет.

Первое, что мне бросилось в глаза, это красная мебель, находившаяся в небольшом холле: узкий невысокий шкафчик, маленький столик и стул рядом. Вся мебель была выдержана в ярко-красной гамме. Только встроенный шкаф вдоль одной из стен был выполнен из массива дерева. Пол холла был выложен напольной плиткой с орнаментом. Надев перчатки, я открыла дверцы шкафа. В нем находилась дорогая женская верхняя одежда: дубленка, две кожаные куртки, одна черная, другая коричневая, шуба, еще одна. Дальше шли ряды вешалок с юбками, платьями, кардиганами, блузками.

Миновав холл, я оказалась в гостиной. Она была светлая, просторная и яркая. Оранжевые шелковые шторы удачно гармонировали с бордовым диваном и креслом рядом с ним, а также с большим, почти во всю комнату, толстым и ворсистым ковром с цветочным орнаментом. Красиво смотрелся и узкий консольный столик у одной из стен. С подвесного потолка свисала эффектная люстра из сверкающих кристаллов.

Осмотрев гостиную, я прошла в смежную комнату, служившую спальней. Большую часть этой комнаты занимала огромная двуспальная кровать, накрытая пушистым темно-коричневым с белыми крапинками покрывалом. По обе стороны от кровати стояли низкие тумбы с настольными лампами довольно оригинальной формы. Вдоль стены находился комод. Я подошла к нему и выдвинула один из ящиков. В нем лежали комплекты постельного белья. Некоторые из них еще даже не были распакованы. Два нижних отделения комода были заполнены женским нижним бельем: бюстгальтеры разных моделей, колготки, трусики, топики, чулки, пояски.

Покинув спальню, я прошла на кухню. Она была обустроена по последнему слову кухонной техники и дизайна. Встроенный комплекс, включающий в себя мойку, плиту, духовой шкаф и холодильник, занимал целую стену. Посередине кухни стоял овальный стеклянный стол с такими же стульями. То есть стулья, конечно же, не были стеклянными, просто особый пластик, из которого они были изготовлены, имитировал стекло. Я подошла к холодильнику и открыла морозильную камеру, в которой лежали замороженные продукты. В основной камере тоже не было пусто. Там находились всякие вкусности типа черной и красной икры, сырокопченой колбасы, элитных сыров, семги в нарезке. На столе я заметила банку настоящего бразильского кофе.

Однако небедно живет Екатерина Расторгуева, очень даже небедно. Едва ли косметолог может заработать на такую обстановку и одежду. Даже если он работает в международной холдинговой компании, как по телефону отрекомендовалась мне Екатерина. Но возможно, у Расторгуевой имеется богатый спонсор? Однако предметов, принадлежащих мужчине, я что-то здесь не заметила.

Пора переходить к осмотру санузла. Он был совмещенный и примыкал к кухне. Пол там был выполнен из керамогранита антрацитового цвета. С ним контрастировали умывальник, унитаз и красно-белая ванна несколько необычной, я бы даже сказала, футуристической формы. Стильно, ничего не скажешь.

Я подошла к стиральной машине и открыла ее крышку. На пол вывалилось белье, предназначенное для стирки. Среди прочих вещей я увидела светлую, кремового цвета блузку. Низ блузки был немного испачкан багровыми пятнышками, на ее вороте не хватало одной пуговицы, а остальные как две капли воды походили на ту, что я нашла в квартире Елизаветы Городенчиковой и которая находилась сейчас в моей сумке. Интересно, как это Екатерина умудрилась прийти в такой блузке на работу? Или она решила, что под халатом никто ничего не заметит? Но строгая Белла Владимировна не преминула сделать замечание и – как удачно это получилось – как раз в моем присутствии. Я еще раз внимательно посмотрела на оставшиеся пуговицы. Странно, что Алевтина Григорьевна назвала их дешевыми. Это, конечно, не перламутр или что-то в этом роде, но и на пластмассу совсем не похоже. На мой взгляд, они очень подходят к этой блузке и по цвету, и по фактуре. Вероятно, Алевтина Григорьевна просто привыкла принижать достоинства других, будь то вещи или люди.

Итак, все ясно. Можно выходить. Но когда я уже была в холле, за стеной у соседей я услышала шум.

– Ага, уезжаешь? – услышала я женский истеричный голос. – Значит, вот как? Нет, вы только посмотрите на него! А я-то, дура, до последнего все не верила! А мне кто только не говорил!

– Да ешки-матрешки, чего ты придумала, ё-моё! – пробасил мужской голос.

– Придумала, говоришь? Я тебе, гаду ползучему, свою молодость отдала! А теперь уже и не нужна стала? Сейчас тебе молоденьких захотелось, да?

«Понятно, – подумала я, – жена обнаружила, что муженек ей изменяет, и теперь обрушила на него всю мощь своего гнева. Но слышимость здесь – просто супер. И не захочешь, а все услышишь. Особенно если напрячь голосовые связки, как это сейчас делает оскорбленная супруга». Скандал за стеной между тем продолжался:

– Я-то думала, что ты только к Катьке этой шляешься, а ты и с другими забавляешься! – бушевала женщина.

– К какой еще Катьке?

– Как к какой?! Да к соседке нашей, вот к какой!

– Да чего ты! К ней другой мужик ходит, высокий такой, представительный!

«Уж не про Листопадова ли он говорит? – подумала я. – Высокий, представительный. Ведь такое же описание мужчины, с которым Елизавета Городенчикова поднялась к себе в квартиру, дала консьержка».