Это известие потрясло Глорию, но она постаралась сдержаться.

– Не срывай злость на Белфилдах! У них есть, о чем тревожиться! Мистер Плам где-то воюет. А у бедной Мадди убили родителей!

– Ничего, Глория. Я сама за себя постою, – разозлилась Мадди. – Энид ни о чем таком не думала, она просто глупа и эгоистична, если доставила всем столько беспокойства!

– Это кого ты называешь глупой, четырехглазка очкастая! – взвизгнула Пегги. – Задавака надутая!

– Заткни пасть, жирняга! – прошипела Глория. По части ругательств и обидных прозвищ ей не было равных. Главное – первой броситься в драку! – Я тебе волосы выдеру, морковная макушка!

Пегги выбросила кулак, но Глория оказалась проворней и успела увернуться. Пегги потеряла равновесие и повалилась лицом в снег.

– Прекратите! Оно того не стоит, Глория. Пегги просто завидует Энид, которая ушла без нее.

– О, пойдите и прочистите мозги, милая парочка! Плевать мне на Энид!

Пегги упорхнула, оставив их тянуть помятую коляску по садовой дорожке. Девочки старались, чтобы хворост не рассыпался, и болтали, как в прежние времена. Глория радовалась, что они одни.

– Говорят, ты пойдешь в новую школу? – спросила она, на этот раз желая увериться в достоверности фактов.

– После Пасхи. Когда погода станет лучше. Я уезжаю в Палгрейв-хаус, на последний семестр. Это подготовительная школа «Скарпертон ледиз колледж», но, слава богу, хоть не пансион. Тетя Плам говорит, что я смогу каждый день ездить туда на поезде, даже по субботам, а это совсем уж тоска.

– А я хотела бы поехать в пансион, как в историях из моего комикса, – вздохнула Глория. Совсем недавно она была тупицей, и вдруг в голове словно щелкнуло что-то! Она нагнала сверстников так быстро, что теперь могла читать журналы для школьниц и даже рассказы в настоящих книгах. Но отъезд Мадди все изменит!

– Ты будешь слишком занята учебой, чтобы играть с нами.

– Наверное… придется очень много готовиться по вечерам.

– Но мы все равно подруги?

Глория подступила все ближе.

– Конечно. Почему же нет?

– Открыть тебе одну тайну? Может, после этого ты и не захочешь со мной дружить, – ответила Глория. Это решение Глории ужасно испугало Мадди. Но, может быть, она хочет доказать свою дружбу?

Мадди кивнула.

– Моя ма делала это за деньги… знаешь… ну, как говорила Пегги. Наверное, поэтому она и посадила нас в поезд, чтобы избавиться от нас и зарабатывать больше!

Ну, вот, ее страхи вышли наружу, и ужасная правда теперь известна подруге.

– Уверена, что это неправда. Твоя мать показалась мне очень расстроенной. Должно быть, у нее была какая-то важная причина… не знаю. В любом случае мне это показалось храбрым поступком. Обещаю, что никому не скажу об этом. Но, я думаю, ты все-таки ошибаешься.

Глория поняла, что Мадди ей не поверила. Что она знала об Элайджа-стрит и грязных улочках и закоулках? Может ли она представить себе такой мир? Но все же Мадди не убежала от нее. Не отшатнулась с отвращением.

– Спасибо, – кивнула она. – И Грег неправду говорит, что ты станешь настоящей снобкой, когда покинешь Сауэртуайт.

Мадди застыла, с удивлением глядя на Глорию.

– Как он смеет? Что он знает? Грегори Берн думает своей задницей!

– Хочешь, я ему передам, что ты сказала? – улыбнулась Глория.

– Передавай, что хочешь, – фыркнула Мадди. – Скажи, что ему нравится запах собственных газов!

– Мадди! Как это грубо! – облегченно хмыкнула Глория. Обе смеялись всю дорогу до «Олд Вик» и успели как раз к чаю и пышкам.

* * *

Как посмел Грег Берн назвать ее снобкой?

Слова Глории не давали ей покоя по пути домой. В конце концов Мадди не стала пить чай с пышками у огня и отказалась разговаривать с Грегом, когда тот вернулся из мастерской. «Олд Вик» – не ее дом, и Бруклинг-Холл – тоже. Иногда она чувствовала себя заградительным аэростатом, лишившимся креплений. И чертова война мотает ее туда-сюда, нигде ей нет пристанища…

Мадди никак не могла понять, почему в газетах ничего не пишут о гибели корабля. Ни в «Телеграф» дяди Алджи, ни в «Йоркшир пост» мисс Блант.

Дурные новости скрывали, словно ничего не происходило. Сестра мисс Блант потеряла свой дом в Ковентри и теперь жила на съемной квартире. Она сказала, что весь Ковентри лежит в руинах, и никому не позволено и близко к ним подходить. Но в газетах тоже ничего об этом не было. Но зато появились ужасные фотографии Великого лондонского пожара[27]и спасенного собора Святого Павла. Дядя Алджи яростно размахивал газетой со снимками. Но Мадди ничего не хотела видеть. В ноздрях до сих пор стоял запах горящего дерева, а в ушах – вопли гибнущих людей. А о затонувшем корабле – ничего….

Из-за этого казалось, что ее родители недостаточно важные персоны и не стоят того, чтобы о них упоминали…

Если идти короткой дорогой через поля, можно остановиться и снова взобраться на ледяные ветви Древа Победы. Веревочная лестница была холодной и скользкой, но снег с ветвей стаял, и можно было разглядеть набухшие, готовые к приходу весны почки.

Неужели снова придет тепло? Распустятся цветы, и на полях будут щипать травку ягнята? И неужели живот больше не будет болеть?

Забравшись на ветки, Мадди обняла колени и оглядела унылые серые поля, лежавшие далеко от дыма и сажи печных труб. Вот где ее дом, высоко на дереве, подальше от чужих глаз. Все смешалось в ее голове, как спутанная шерсть тети Джулии.

Глория так отчаянно хотела дружить с ней, но Мадди не была уверена, что действительно хочет быть ее лучшей подругой. Тетя Плам старалась быть с ней доброй, но у нее полно работы и обязанностей, тем более что и Энид сбежала, и дядя Джеральд в опасности…

Бабушка превозмогала себя, чтобы интересоваться занятиями внучки в школе. Учила вязать. Просила принести то очки, то бутылку с горячей водой для ее больной спины. А Мадди иногда так хотелось побыть одной, здесь, на дереве, и насладиться своим одиночеством. Теперь она ничей ребенок…

У бабушки был альбом с фотографиями папы, сначала он был запечатлен в кружевных платьицах и гольфиках, потом в школьной форме, с дядей Джулианом… каким важным он выглядел… и в солдатском мундире. Переворачивая страницы, бабушка всхлипывала в платочек.

– Самое страшное – пережить своих детей, – вздыхала она.

Но почему же она не вела себя так до ухода папы из дома? Неужели нужно умереть, чтобы о тебе сказали доброе слово? Папа неожиданно превратился в давно потерянного любимого сына и героя, и Мадди совсем не узнавала его в описаниях бабушки.