мои запросы подстраивается быстро. Отдается, как последний раз, и, наверное, искренне верит в это, убеждая себя, что больше никогда… Наивная. Только так теперь и будет.

Допотопный сексодром за пару часов разносим чуть ли не в щепки, а затем вырубаемся посреди устроенного погрома, намертво прилипнув друг к другу. Просыпаюсь первый, когда за окном уже светло. «Буря столетия» закончилась, зимнее солнце холодными лучами проникает в наше остывающее убежище, ползет по смятым простыням и целует рыжими бликами Сашкины плечи, доверчиво прижатые к моей груди. Напольные часы показывают одиннадцать утра, где-то на полу в кармане брюк трещит рация. По ходу нас нашли, но, чтобы убедиться, надо встать и ответить. Заодно затопить успевший потухнуть камин.

Через силу отрываюсь от теплого свернувшегося рядом тела и слезаю с кровати. Пол ледяной. В комнате дубак такой, что зубы стучат и пар вырывается изо рта. Неслабо мы продрыхли, но я бы не прочь задержаться. Только вряд ли получится. Херово, что не все желания исполняются по щелчку пальцев. Новогодняя ночь закончилась вместе с щедрыми подарками. Дальше придется действовать самому.

Мрачно ухмыльнувшись своим мыслям, поднимаю разбросанную одежду, наспех напяливаю термобелье, свитер и брюки. Затем иду к камину, чтобы разжечь огонь. И только потом достаю из кармана неумолкающую рацию.

— Да, Тёмыч, — хриплым спросонья голосом отвечаю я. В трубке раздается свистящий звук и следом отборный мат. — Слушай, давай по существу, — раздраженно прерываю поток брани, пошевеливая разгорающиеся угли.

— Ты охерел, Макс? Я тебе два часа дозвонится пытаюсь. Анжела такой шухер подняла, всех на уши поставила. Поисковая бригада уже на старте. Друзья твои с ними рвутся.

— Блядь, Тём, какая поисковая бригада? — рявкаю я и резко снижаю тон, покосившись в сторону спящей Сашки. — Отменяйте. Нормально всё. Ты же в курсе, где я.

— Ты пережрал или совсем отмороженный? — огрызается Красильников. — В окно смотрел? У нас тут Армагеддон, а ты дрыхнешь, козлина, и трубу не берешь.

— Тём, не ори, — потираю затекшую шею, пытаясь придумать наиболее щадящий способ успокоить всех сразу. — Мама рядом?

— А где ей еще быть? Ты ее чуть до инфаркта не довел, сученыш. Вадик валерьянкой отпаивает.

— Рацию передай, — сухо прошу я. Артем снова смачно матерится, и через секунду в трубке раздаются мамины рыдания. М-да-а, нехорошо вышло. Надо было будильник на мобиле поставить.

— Боже, Макс… Живой. Я чуть с ума не сошла, — причитает мать.

— Я в порядке, мам. Не плачь. Ничего страшного не случилось.

— Я же думала… — срывается, хлюпая носом. — Нельзя так. Ты всегда такой ответственный был….

— Прости идиота. Я не специально. Уснул крепко.

— Уснул… Как уснул? — нервно икает, истерично смеется сквозь слезы, снова рыдает. — Зачем ты туда вообще поехал? Друзьям ничего не сказал, меня не предупредил…

— Да прокатиться хотел и застрял. Ночью дергать никого не хотел, а потом вырубился, — оправдываюсь, как могу.

— Мне Никита утром звонит, говорит, дозвониться до тебя не может. Думал, что телефон сел. Хотел, чтобы я тебя к ним отправила. Я в твою комнату, а там никого. У меня сердце чуть не остановилось. Такого себе напридумывала. Отцу в панике позвонила.

— Мамуль, все же хорошо. Успокойся. Отцу сообщи, что я нашелся.

— У нас же и Сашка пропала, — материнская истерика выходит на второй круг. Черт. Тру пульсирующие виски, делаю глубокий вдох.

— Не пропала никуда ваша Сашка, — отвечаю максимально спокойным тоном. — Со мной она.

Рыдания резко стихают. В трубке повисает напряженная тишина. Мама в шоке, анализирует информацию.

— Ты серьезно сейчас? Просто если это шутка…, — тон резко меняется, приобретая стальные нотки.

— Какие шутки? Я ее у клуба подобрал. Она на крыльце стояла одна, вся в слезах. Хотел развеселить, окрестности показать, — несу какую-то пургу, но звучит почти правдиво, а про то, что мы с Сашкой трахались всю ночь, как кролики, матери знать необязательно. С поличным не застали, все остальное домыслы.

— Ты дуру из меня не делай, Макс, — сипло шипит мама. — Дай мне с ней поговорить, — требует звенящим от злости голосом.

— Мам, ты горячку не пори. Мне мимо надо было проехать или как? Тогда бы вы Сашу точно не скоро нашли.

— Ты это мужу ее расскажешь. Олег час назад в самолет сел. Скоро тут будет.

— Нахуя, — несдержанно бросаю я, взлохматив и без того торчащие в разные стороны волосы.

— Повыражайся мне. Не забывай с кем разговариваешь.

— Забудешь с тобой. Ты бы сразу президенту дозвонилась. Чего мелочиться?

— Надо было бы — дозвонилась, — заверяет мама и, скрипнув зубами, прерывисто вздыхает. — Ну сука! Я ей устрою.

— Мам, давай мы вернемся и спокойно все обсудим. Ты сейчас не в состоянии рационально мыслить.

— Это ты, мой мальчик, не тем местом думаешь. На взрослую бабу захотелось залезть? Других не нашлось? А эта тихоня… Пригрела шалаву на свою голову, — она что-то еще выкрикивает, но мне на спасение приходит Вадик, забрав у нее рацию.

— Макс, вы оттуда сами не выберетесь, — сугубо по делу начинает он. Вот что значит здравомыслящий человек. — Я вызвал вертолет. Дал координаты. Минут через сорок вас заберут.

— Спасибо. Буду должен, Вадим. Утро вам испоганили….

— Да брось, Макс, — прерывает Красильников. — Всякое бывает. Главное, что все живы.

— Мать угомони. Ладно?

— Попробую, но ты сам слышал… Готовьтесь там. Морально, — советует Вадик и отключается.

М-да-а-а, дела… Выпрямившись в полный рост, бросаю рацию на столешницу каминного портала и вздрагиваю, услышав скрип половиц. Обернувшись, врезаюсь взглядом в завёрнутую в одеяло Снегурку. Она стоит в десяти шагах от меня. Босоногая, лохматая, злющая, с лихорадочным румянцем на заспанном лице. Глаза мечут молнии, костяшки пальцев, сжимающие края одеяла, побелели от напряжения.

Какую часть разговора она успела услышать?

— Я так понимаю, что помощь ты мог вызвать еще ночью? — спрашивает срывающимся голосом. Обвиняющий взгляд подтверждает худшие опасения.

Снегурка слышала всё, включая часть с упоминанием «суки» и «шалавы».

— Саш, вернись в кровать, ноги застудишь, — выразительно смотрю на голые ступни, делая вид, что ничего сверхъестественного не случилось.

— Не увиливай, Макс. Ты нас подставил. Понимаешь, что теперь будет? — разъярённая Сашка шагает вперед, побелевшие истерзанные губы дрожат.

— Ничего не будет, если ты поддержишь мою версию, — твёрдо отвечаю я, выдержав гневный взгляд. — Я обычно не вру матери, Саш. И сейчас это делаю только ради тебя.

— Хах, может, мне еще и спасибо тебе сказать! — Снегурка переходит на крик.

— Я считаю, нужно всё сказать, как есть, — прямо говорю то, что думаю.

Потеряв дар речи, она изумленно округляет глаза.

— Ты свихнулся? Какую правду? — задыхаясь от возмущения, хрипит Сашка. — Только посмей!

— Ладно, понял я, — тряхнув