— Поскольку я только что пережил операцию по отсечению жены, может, ты будешь так добра и осуществишь свою месть ко всем мужчинам где-нибудь в другом месте?

— Так вы с Фелисити… действительно разводитесь?

Поскольку он кривил душой во всем, что касалось его жизни, являясь мужчиной, который не может лежать прямо даже в кровати, у Мэдди не было ни малейшего повода верить и этому заявлению. Однако, пройдя за ним на кухню, она заметила некоторые признаки холостяцкой жизни — кассета с фильмом Квентина Тарантино на столе и разбросанные по ковру старые альбомы Гейтфул Дед. Содержимое его холодильника окончательно убедило ее в правдивости его слов. Холодильник был пуст. Там сиротливо ютилась пара банок пива, потрескавшийся кусок сыра, оставленный там в голом виде и приобретший твердость цемента по краям, да пара окаменелостей, которая когда-то была салями.

— Если ты никогда не видела дюжины адвокатов по разводам в состоянии охотничьего азарта — не считай, что жизнь тебя чем-то обделила, — огрызнулся Алекс, захлопнув дверь холодильника перед ее лицом. — Спасибо, что обрекла меня на жизнь, полную поздних визитов в круглосуточные прачечные.

— Не говори ерунды, Алекс. Ты бросил свою жену не ради меня, а ради того, чтобы больше времени проводить в объятиях своих драгоценных средств массовой информации.

— А, ты о шоколадном происшествии?

Он налил себе большую порцию виски. Мэдди подождала, пока ей тоже предложат выпить. Когда этого не произошло, она конфисковала у него всю бутылку и потащила за собой в гостиную. Огромная бронзовая мошонка, также известная под названием «Статуя Бафта», лежала на ковре там, где приземлилась после окончания своего полета сквозь окно.

— Да, спасибо, что унизила меня в глазах национальной прессы, — заявил он срывающимся голосом. — Я полагаю, это было только начало, а продолжение последует, когда ко мне ворвется полиция и обвинит в твоем укрывательстве.

— Алекс, мой обвинительный приговор должен быть номинирован на первую премию в категории художественного вымысла.

— Ну разумеется! А бегство делает тебя абсолютно невиновной! Боже мой! — Он украдкой выглянул в окно, перед тем как его закрыть. — Кто-нибудь видел, как ты входила? — Он опустил деревянные жалюзи. — Твои фото будут во всех передовицах! Скажи, ты всегда так легко располагаешь к себе людей?

— Это ты мне скажи, ты всегда ведешь себя как полный кретин, когда друг попадает в беду? Не просто друг, а мать твоего ребенка…

— Не надо песен про материнство и моих детей! — рявкнул он по-прежнему хрипловатым со сна голосом. — Я умолял тебя прервать беременность.

Мэдди покачала на руках бутылку.

— Неудивительно, что я так ненавижу всех мужчин. — Желание ругаться уходило из нее капля за каплей.

— Я подвел своих первых двух детей, если ты помнишь, — стал оправдываться Алекс. — Отцовство. Боже мой, да я к этому не готов! Я понятия не имею, как за одну ночь построить эти чертовы модели космических станций из старой коробки из-под обуви, о которых учитель сказал только накануне!

Мэдди скинула обувь, улеглась на софу и обреченно вздохнула.

— Слушай, с того времени много дерьма утекло под мостами нашей жизни…

— Ага! Ты хочешь сказать, что твоя река стала слишком широкой для своих мостов? — Он стал ходить взад-вперед перед ее глазами. — Кража бумажников! Мой бог! Не говори, я сам догадаюсь… тебе была нужна мелочь для размена? Чем ты там занималась, и вообще…

Мэдди заставила его замолчать одним взмахом руки.

— Дело в следующем… — «Что происходит? — спросила она себя. — Сегодня что, Международный день прощения, отпущения и предложения другой щеки?» Нет, она просто натолкнулась на пустоту. — …у меня родился ребенок. Такова была моя судьба…

— А, так вот чего ты хочешь? — перебил ее Алекс со стоном уставшего от жизни человека. — Перст указующий появился в воздухе, начертал… а потом родился ребенок. — Он в раздражении сложна руки на груди. — Рассчитывать на Агентство по поддержке детей равносильно самоубийству.

— Что?

— По всей стране мужчины задыхаются от выхлопных газов в собственных машинах или вешаются, загнанные в угол платежами, которые они не способны внести. Как называются четыре разведенных отца с просроченными алиментами? Скоростной папомобиль.

— Не будь смешным, Алекс. Я прекрасно тебя знаю. Ты из тех парней, которые считают, что отцовство — это самый последний писк сезона в коллекции от Армани. — В его глазах появился намек на улыбку, но он быстро от него избавился. — Дело вовсе не в том, что ты уникален или что-то в этом роде, — продолжила она. — Просто привычка отказываться от своих детей передалась тебе вместе с Y-хромосомой.

— Фелисити с этим не согласна. Видела бы ты мои счета на алименты. Эта стерва испортила…

— Мне не нужны твои деньги. Мне даже не нужно, чтобы ты меня прятал.

— О! — Эта новость его огорошила. — Тогда чего же ты хочешь? — спросил он уже тише, усевшись напротив нее.

Мэдди глотнула из бутылки с виски и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Найди мне Джека и Джиллиан.

— Где они?

— Я не знаю. Где-то в Британии.

— А, это уже проще. Ты назвала его Джеком?

— Он твоя точная копия.

На мгновение они встретились взглядом, потом Алекс поднялся на нога и с удовольствием потянулся. Она снова почувствовала, как у нее в паху возникает знакомое напряжение.

— Я принесу тебе старую одежду Фелисити, если хочешь.

Мэдди наблюдала за тем, как он, встав на стул, лез в картонную коробку, стоявшую на антресолях. Его футболка поднялась, приоткрыв полоску волосатого тела над поясом джинсов. Мэдди почувствовала, как она предательски истекает влагой. Это никак не вписывалось в ее планы.

— Ты похудел.

— Неудивительно. Я могу запатентовать свою собственную диету: «Как избавиться от жены, детей, любви всей своей жизни и лишнего веса за одну ночь». Знаешь, ты ведь могла меня убить. — Алекс слез со стула и снова уселся, скрестив ноги. Аппетитный бугорок его промежности исчез в укрытии из джинсовой ткани. — Правда. Медики теперь подтверждают возможность смерти от переживаний. Это как-то связано с выделением стрессовых гормонов. — Алекс скатал в ком джинсы и рубашку, которые только что выудил из коробки, и резко бросил в ее сторону. — Однако об этом не знали Виолетта Верди и Офелия Шекспира.

С громким стоном облегчения Мэдди расстегнула и сбросила с себя тяжелую юбку. Она опала у ее ног мятым твидовым кольцом. Мэдди живо стряхнула с себя пиджак, жестом полной и долгожданной свободы кинув его над головой прямо в спальню. Она настолько привыкла раздеваться перед ним, что, только подняв края блузки-водолазки, поняла: такое поведение больше не уместно. Глаза Алекса путешествовали по всему ее телу, облаченному в тюремное нижнее белье. Она поймала этот взгляд. Он отвернулся.