Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...В буфете аэровокзала я выпил дрянного кофе и нашел бодрого вайнаха, подрядившегося за умеренную сумму отвезти меня в Грозный. Однако на первом же блокпосту у въезда в город нас развернули. Ожидалась очередная атака боевиков, впускали только военных. Пришлось возвращаться в столицу Ингушетии, названную Магас – Город солнца, в честь древней столицы горских племен. И ночевать в гостинице.
Крошечная Ингушетия благоразумно не участвовала в войне и была за это обласкана федеральным центром. Здесь даже учредили свободную экономическую зону. В свое время в Москве широко продавались ингушские офшоры – фирмы, имеющие налоговые льготы. Будучи подпольным банкиром, я неоднократно приценивался, но отпугивала цена. Ингушский офшор стоил в десять раз больше, чем популярный и очень удобный багамский.
Гостиница оказалась сырая, мрачная и пустая. Двухэтажный кирпичный дом со скрипящими полами. В Городе солнца можно было построить гостиницу чуть почище. Еды не предложили. Суровый администратор, он же коридорный и, возможно, владелец заведения, посмотрел мне в глаза и вручил помятый алюминиевый чайник, а также граненый стакан. Пришлось искать магазин, купить кефира, хлеба и водки; прочие продукты – черная заветрившаяся колбаса и желто-зеленое масло – не показались мне съедобными. Вернувшись в номер, я полчаса повалялся на громко скрипящей койке, подождал, пока отдохнут ноги, и вышел во двор, в жирную ночь, покурить.
Наблюдал полнозвездное кавказское небо. Вспоминал времена офшоров, миллионов, кожаных курток от покойного Версаче. За что убили его, он был всего лишь портняжка? Удивителен мир, где даже самая очевидно мирная профессия не гарантирует ее обладателя от пули.
Интроверт и бывший романтик, я люблю ночь, звезды, сигареты. Я думал о том, кто я и зачем я здесь.
Романтик пять лет делал деньги, маневрируя меж мошенников, бандитов и продажных чиновников. Это утомительное занятие, требующее полной самоотдачи. Романтик три года сидел в тюрьме, маневрируя меж воров, убийц и продажных вертухаев. Это утомительное занятие, требующее полной самоотдачи. Романтик почти год подготавливал убийство бывшего друга. Это утомительное занятие, требующее – чего? Ага. Интроверт и романтик утомился вконец – но вместо того, чтобы взять перерыв, уехал туда, где таких, как он, убивают.
Он дошел до черты. Он смотрел телерепортажи об экстремальных видах спорта и недоумевал: все эти длин12 новолосые юнцы, сынки обеспеченных бюргеров, сигающие со скал на парашюте размером с носовой платок,
казались ему болванами. Романтик знал человека, не умеющего сложить в уме три и восемь, но сколотившего астрономический капитал (впоследствии, говорят, все растратил на блядей). Романтик видел тюремного надзирателя, трахающего тюремную надзирательницу практически на глазах у двух сотен арестантов, завороженно притихших. Романтик наблюдал боевого полковника, едва не утонувшего спьяну в надувном купальном бассейне метровой глубины; впоследствии пришлось помогать ординарцам собрать с поверхности воды и высушить листы из развалившейся полковничьей записной книжки. Может показаться, что опыт сделал романтика мудрее, благоразумнее, спокойнее и осторожнее, – ничего подобного. Он очерствел – и только.
Нельзя все время наблюдать жизнь с обратной стороны, с изнанки. Нельзя все время сидеть в окопе, в камере, в схроне теневика-менялы. Надо хоть иногда выбираться на солнце.
Надо выбираться, понял я, слушая, как верещат ингушские цикады. Хватит риска, тюрьмы, крови, мести. Не хочу больше. Какой я, к черту, чеченский Геббельс? Нашел, тоже, с кого пример брать – с гада, нациста и душегуба. Едва не убил человека из-за денег, а теперь нарисовался на Кавказе, пропагандист хуев. Вали отсюда, пока живой, тут без тебя как-нибудь разберутся.
Ближе к полуночи ко мне подселили соседа, русского пехотного офицера, не успевшего засветло добраться до своей комендатуры.
– Капитан Семенов, – представился он.
Я назвал свое имя и род занятий. Сосед недоверчиво изогнул светлую бровь.
– Русский?
– Очень, – ответил я. – Вы водку пьете?
– Я строевой офицер.
– Действительно. Извините. Спросил, не подумав.
– Ничего.
Капитан – маленький, ладный, обыкновенный русский офицер с глазами подростка – подождал.
– Ну что же вы? Наливайте.
Тут пилось совсем иначе, не как в Москве. Легче. Водка помогала отбросить покровы лишней цивилизованности. Мы много выпили, поговорили о войне и мире; потом заснули не раздеваясь.
(А вот траву курить мне не понравилось. Однажды из любопытства я раздобыл местной травы, через приятелей из охраны мэра. Глупо приехать на Кавказ, на исламскую землю, где алкоголь не приветствуется, и не покурить марихуаны. Но ощущения оказались далеки от эйфории. Мешало внутреннее напряжение, чувство опасности, заставляющее круглосуточно пребывать настороже. Тайком ото всех, прячась в сортире, я выкурил половину косяка, остальное выбросил. В отличие от водки трава увеличивала страхи. В Грозном почти ежедневно убивали одного русского, не щадили даже женщин. В прошлый мой приезд расстреляли пожилую преподавательницу местного института. Я дважды был показан по местному телевидению и вот-вот ожидал покушения.)
Наутро проснулись поздно. Тронулись вместе. Оно и безопаснее. Давешний разбитной таксист обещал довезти сначала меня – в Грозный, а затем капитана – в Аргун. Разумеется, мы были выгодные клиенты, и в восемь утра он уже сигналил под нашими окнами.
Однако в столицу по-прежнему никого не пускали. Я тряс удостоверением – не помогло.
– Поехали со мной, – пригласил капитан. – Отси12 дишься у нас, а там видно будет.
К середине дня добрались. Напротив аргунской комендатуры я увидел огромную воронку. Несколько недель назад здесь врезался в ворота набитый взрывчаткой грузовик под управлением девушки-смертницы. Очевидно, все об этом помнили: едва я вошел в офицерский кубрик, как в меня, горбоносого полубрюнета, уперлись мрачные и подозрительные взгляды. Я вежливо поздоровался, сел на угол лавки, устроил сумку возле ног и стал размышлять о том, что если город не откроют, то будет правильным завтра же улететь обратно в Москву.
– Расслабься, – сказал Семенов, пробегая мимо.
– Слушаюсь.
– Скоро будем обедать.
Я предложил помощь – капитан кивнул, принес мне огромную лохань с картошкой и нож. Обрадованный тем, что теперь от меня будет польза, я взялся за дело. Через четверть часа за дверью послышались ругань и топот ног. Вошел дымящийся камуфлированный человек. Он дико вращал глазами и тяжело дышал. Поставил в угол автомат, рухнул на лавку.
– О! – выкрикнул он. – Семенов! Что так мало погулял?
– Сколько положено, столько и погулял, – ответил капитан. – Откуда ты, Жека?
Вошли еще четверо пыльных, громогласных. Сладко запахло порохом.
– Откуда? – возбужденно выкрикнул дымящийся. – Из боя! Говорил я вам, что в мечети – ваххабитский схрон!