Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчаливый посланец понял, что его удаляют, не желая в его присутствии устраивать склоку или выставлять взаимные претензии. Он спокойно встал и равнодушно удалился, сопровождаемый обходительным Мансуром.
– Чем ты недоволен? – сразу бросился в атаку еще не остывший от своих словоизлияний Хуссейн.
– Я просто не хочу прыгать с конем в реку, – слегка переиначил старинную чагатайскую поговорку Тимур.
– Стоит мне придумать какое-нибудь стоящее дело, ты, даже не подумав как следует, отвергаешь.
Тимур отпил вина.
– Кто тебе сказал, что я что-то отвергаю? И как я могу отвергать то, чего не знаю? Если ты мне толком объяснишь, зачем нам это нужно, возражать я не стану.
Хуссейн поморщился и похлопал себя по коленям, покрытым полами халата в серебряном шитье.
– Аллах свидетель, я уже почти все тебе изложил. У этого Шахруда дела плохи. Плохи, но не безнадежны. Уже полгода у них там идет война. Никто не может победить.
– И ты думаешь, если мы ввяжемся, то…
Хуссейн стал морщиться еще сильнее и сильнее же хлопать себя красными ладонями по коленям.
– Не заставляй меня говорить то, что говорить неприятно. Не волнует меня, кто именно там победит, важно то, что там можно заработать. Шахруд-хан согласен платить. Много. Этот толстяк подробно мне перечислял. Скажу честно, – Хуссейн приложил руку к груди, – если Орламиш-бек предложит мне, м-м, нам, больше, имеет смысл перейти на его сторону.
Тимур улыбнулся и снова потянулся к чаше.
– Но если мы победим – ведь может же и такое случиться, – помимо денег приобретем сильного друга. И не где-нибудь на краю света. От Сеистана до Самарканда каких-нибудь тридцать фарасангов.
– Ну, это для птиц, которые могут перелетать через горные хребты.
– Ты скажи мне главное, брат, – согласен?
Тимур лег на спину. Порывы прохлады, рождаемые движением горной воды, приятно овевали лицо.
– Брат мой, я жду ответа!
– Ответ? Не нравится мне твой замысел. Мне не хочется ни к кому поступать на службу.
– Но это же будет только так называться. Ведь еще неизвестно, кто к кому поступает служить – мы к Шахруд-хану или он к нам.
– Но не только задетая гордость тревожит меня.
– Что же тогда, что?
Крупный, разгоряченный Хуссейн нависал над мирно лежащим братом. Крупные капли пота капали с него, как жир с туши, повешенной над пламенем костра.
– Ты посуди, наши люди уже месяц бездельничают. Даже больше. Без дела войско слабеет, падает дисциплина. Ты сам говорил. Вот посмотришь, скоро начнут разбегаться.
– Пожалуй.
– Вот, сам соглашаешься. И потом, если у тебя есть предложение лучше моего, предлагай!
Тимур покачал лежащей на ковре головой:
– У меня нет лучшего предложения.
– Но тогда что же?!
– У меня есть плохое предчувствие. Очень плохое.
Хуссейн обиженно сел, веселье слетело с него, густые брови сошлись на переносице.
Тимур не дал ему обидеться до конца. Встал, обнял названого брата за плечи:
– Как бы ни плохи были мои предчувствия, они не могут бросить тень на нашу дружбу.
Спорящий с судьбою – благородный безумец,
Сетующий на отсутствие удачи – безумный раб.
Уже первые недели похода показали, что темные предчувствия не обманывали Тимура. Вдруг начался падеж скота, поэтому, переправившись через Сухраб и Пяндж, эмиры были голодны, как степные волки. Но поживиться было нечем и негде. Попадавшиеся по дороге селения были разорены теми, кто проголодался раньше. У обожженных развалин был абсолютно брошенный вид – ни одного сумасшедшего, ни одной собаки. Жизнь слишком давно ушла из этих мест. Из всех войн, которые известны роду людскому, кровавее и разрушительнее всего те, которые ведут между собой братья или бывшие друзья.
Кердаб-бек, игравший роль проводника, играл ее все так же молчаливо. Когда к нему обращались, отвечал или односложно, или уклончиво. На вопрос Тимура о том, когда же, собственно, они получат обещанные деньги, он хладнокровно заметил, что деньги уже заплачены. Три тысячи дирхемов.
Тимур не стал спрашивать кому, это и так было ясно. Хуссейн на вопрос о деньгах отреагировал самым беспечным образом. Конечно, получил, мешок с монетами лежит, кажется, вон в той суме. Почему не сказал об этом брату? Решил, рано пока что делить добычу, кто же этим занимается, отправляясь на войну? Вот когда они с победой поскачут обратно, тогда они и поделят все добытое поровну, как братья.
Что было на это сказать?
До узурпатора Орламиш-бека очень быстро дошли сведения о приближении войска эмиров. Он в это время осаждал Шахруда в горном селении Чокал и считал, что дни его противника сочтены, весь Сеистан был под его пятой. И жители если и не выказывали радости, то по крайней мере демонстрировали послушание. Бек отправил своего сына Меймена с тысячей всадников навстречу Хуссейну и Тимуру, повелев ему остановить их. А еще лучше отбросить. А в том случае, если повезет, то и рассеять. Имена эмиров были уже хорошо известны и в горах, и в степи, но пока они всего лишь внушали уважение, не пришло время, когда они стали вызывать трепет.
– Здесь, – сказал Тимур, стоя на вершине лесистого склона. Внизу белой извилистой ленточкой лежала пыльная, каменистая дорога. Напротив склона, густо поросшего лесом, был почти отвесный каменистый обрыв, источенный дождями и ветрами.
Хуссейн внимательно ознакомился с этой картиной, на лбу его появилась сомневающаяся складка.
– Что значит – «здесь»?
– Здесь они хотят нас встретить.
– Кто?
– Орламиш и его люди.
Молчаливый обычно Кердаб-бек подтвердил, что это одна из немногих дорог во внутренний Сеистан и самая, пожалуй, удобная.
Хуссейн еще раз внимательно осмотрел горный распадок, его конь сделал несколько шагов вперед, как бы стараясь приблизить хозяина к изучаемой картине.
– Что значит «хотят»? Они что, уже здесь?
Тимур усмехнулся:
– Мы уже здесь, и значит, встреча состоится, но не такая, как они думают. Мансур! Курбан!
Когда доходило до устроения конкретных военных дел, Хуссейн не вмешивался, он давно понял, что у Тимура это получается лучше. Чтобы у окружающих не создалось впечатления, что его названому брату принадлежит в их союзе первенствующая роль, Хуссейн вел себя так, будто он просто позволяет эмиру Тимуру командовать. Как высший начальник позволяет это начальнику среднему.
Поэтому когда Тимур объяснял Мансуру и Курбану Дарвазе, куда убрать коней, как расположиться воинам на лесистом склоне, как замаскироваться, чтобы их нельзя было рассмотреть ни снизу, ни с севера, откуда пойдут люди Орламиша, так вот, во время отдачи этих мелких приказаний Хуссейн в стороне беседовал с посланцем Шахруда.