Новая идеологическая доктрина, которую разработал Сурков, получила название «суверенная демократия». По сути, она пришла на смену «управляемой демократии» Александра Волошина. То есть кремлевский идеолог первого срока Путина всерьез полагал, что российской экономике и политической системе нужны серьезные реформы, демократия никак не может наладиться сама, поэтому нуждается во внешней помощи — иногда терапевтической, а иногда и хирургической. Концепция Суркова заключалась в том, что простой внутренней наладкой проблемы не решишь, потому что проблемы у России не только внутренние (а возможно, совсем не внутренние), но и внешние. России мешает внешний враг, который покушается на ее суверенитет. Поэтому российская демократия должна быть особой — она должна быть готова к собственной обороне от внешней угрозы.

В начале 2005 года Кремль ощутил себя осажденной крепостью не случайно. Тому было очень много причин. Главная среди них — унизительное поражение, нанесенное «оранжевой революцией» в Киеве. Но это был не единственный повод для паники.

Примерно одновременно с Украиной президентские выборы проходили в Абхазии, небольшой непризнанной республике, отколовшейся от Грузии в начале 1990-х годов и граничащей с Сочи, т. е. находящейся буквально в десяти километрах от любимой резиденции Путина. В Абхазию российские чиновники любили заезжать инкогнито, когда им становилось скучно в официозной обстановке президентского курорта.

Результатом одной из таких поездок стала массовая выдача российских паспортов жителям Абхазии — к отдыхавшему на пляже в Сухуми высокому кремлевскому чиновнику подошел узнавший его местный житель. И рассказал, что не может никуда вывезти на лечение больного раком отца, потому что абхазские паспорта не признает ни одна страна мира. Чиновник поведал об этом случае Путину и предложил — якобы из чистого гуманизма — выдать абхазам российские паспорта. Так и случилось.

Словом, к Абхазии в Кремле относились даже не как к «заднему двору», а как к подсобному помещению любимой летней резиденции президента. Поэтому и к президентским выборам там подошли еще проще: «пророссийского кандидата» назначили по одному критерию — выбрали того, кто больше понравился Путину. У Путина не было времени (и желания) рассматривать кандидатов, поэтому он наугад ткнул в главу местного КГБ.

После того как выбор был сделан, кандидату (Раулю Хаджимбе) был оказан стандартный набор почестей, который должен был символизировать на родине, что именно он — человек Путина. То есть примерно все то же, что было сделано с Януковичем, только с поправкой на размеры Абхазии. Отдыхая в августе в сочинской резиденции, Путин принял Хаджимбу перед телекамерами в те же дни, что и Януковича. И в Сухуми тоже приехали российские «специалисты» (в основном из ФСБ), которые выступали по телевидению и говорили, что Абхазия должна «отблагодарить Россию за поддержку» — а именно проголосовать за того, кого надо. Но на выборах 3 октября 2003 года (т. е. за месяц до украинского первого тура) победил оппозиционер, а фаворит Путина из абхазского КГБ с треском проиграл.

Абхазии это простили бы, если бы это не наложилось на ужас от Украины. Мятеж избирателей следовало бы подавить, но уж очень упертыми оказались и граждане непризнанной республики, и кандидат-оппозиционер, бывший местный секретарь компартии и директор республиканской энергокомпании Сергей Багапш.

Победив, они приехали в Сочи на поклон к российским чиновникам. Их принял Владислав Сурков — с порога наорал на них. (Вообще-то Сурков отвечал в администрации за внутреннюю политику, но Абхазия никогда не считалась иностранным государством, хотя де-юре во всем мире считалась частью Грузии.) Багапш и товарищи были так оскорблены, что развернулись и уехали в Сухуми.

Избранный президент не уступал давлению ФСБ до тех пор, пока Россия не перекрыла Абхазии кислород. То есть не запретила экспортировать в Россию мандарины — товар, за счет продажи которого жила вся республика. Очутившись в блокаде, Багапш пошел-таки на компромисс — согласился на повторные выборы и взял проигравшего ставленника Путина, главу местного ФСБ, своим вице-президентом. После такой уступки он был еще раз избран президентом. Это случилось 12 января 2005 года, через день после того, как в Киеве президентом был признан Виктор Ющенко.

Но абхазская революция была не вторым, а третьим тревожным сигналом для Кремля. Московские аналитики тут вспомнили еще и «революцию роз», произошедшую годом раньше в Грузии. Та революция сместила старого президента Эдуарда Шеварднадзе. Основной движущей силой была молодежная группа «Кмара» («Хватит»), революционеров активно поддерживали американские неправительственные организации.

Впрочем, революцию в Грузии Кремль «проморгал» — в 2003 году он вовсе не видел в ней какой-либо опасности. Во-первых, Россию очень раздражал Эдуард Шеварднадзе, старый грузинский президент, в прошлом — министр иностранных дел СССР и правая рука Михаила Горбачева. В Москве любили говорить, что Шеварднадзе был лично виновен в распаде Советского Союза, что он якобы нарочно заключал соглашения, крайне невыгодные для России, так как не считал ее своей родиной и жаждал скорейшего крушения империи.

В 1990-е годы вся политика Шеварднадзе также считалась в Москве антироссийской, к примеру, он был одним из главных сторонников строительства нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан, первой трубы, по которой нефть из бассейна Каспийского моря пошла на Запад в обход России.

У Путина с Шеварднадзе были чудовищные отношения: его обвиняли в поддержке чеченских террористов, российские военные самолеты не раз бомбили Панкисское ущелье на севере Грузии, где скрывались отряды чеченских боевиков. Грузия Эдуарда Шеварднадзе была первой страной, против которой Путин ввел санкции — для грузин был введен визовый режим въезда в Россию, хотя граждане всех прочих стран СНГ могли приезжать без виз.

В момент его свержения «революция роз» 2003 года не вызвала в Москве никакого неприятия. Наоборот, Кремль даже способствовал падению Шеварднадзе.

По иронии судьбы в субботу, 22 ноября 2003 года, члены Совета безопасности России после традиционного еженедельного заседания отправились в ресторан грузинской кухни «Генацвале», который находится в самом дорогом московском районе, на улице Остоженке, недалеко от Кремля. Как описывает в своей книге британский журналист Ангус Роксборо, как раз во время ужина Путину сообщили, что по закрытой линии с ним хочет поговорить Эдуард Шеварднадзе[22].

В Тбилиси в этот момент начались беспорядки — парламентские выборы, прошедшие 2 ноября, по данным экзит-поллов выиграла оппозиционная партия во главе с Михаилом Саакашвили, но власти объявили о своей победе. К 22 ноября антиправительственные митинги достигли своего апогея — протестующие ворвались в здание парламента, а Шеварднадзе не оставалось ничего, кроме как просить помощи у заклятого врага, Владимира Путина.

Несмотря на неприязнь к Шеварднадзе, все члены Совбеза не очень доверяли грузинской оппозиции, и им не нравилась перспектива падения власти в результате народной революции в одной из соседних республик. Поэтому прямо из ресторана «Генацвале» в аэропорт, а потом в Тбилиси немедленно выехал министр иностранных дел Игорь Иванов. Во-первых, он и сам родился в Грузии, а во-вторых, знал Шеварднадзе еще по работе в советском МИДе. Скорее это была рекогносцировка, чем конкретная миссия, Путин не очень хорошо понимал, что и почему происходит в Грузии. Четких инструкций у Иванова не было, главное — не допустить кровопролития и революции. В непонятной ситуации Кремль всегда предпочитал поддерживать действующего начальника.