Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот раскрылась дверь и блеснул узкий луч фонарика. Он обежал кругом весь подвал и остановился, упершись в самый дальний угол.
Папа, невидимый нам – только мелькали на полу носки его белых кроссовок, – прошел туда, присел на корточки и долго рассматривал доски пола. Потом взял фонарик в левую руку, а в правой у него появилась отвертка.
И он стал выкручивать из пола шурупы, которые туго поскрипывали в тишине.
Я уже не жалел, что мы сюда забрались, – становилось все интереснее.
Вообще, картина была фантастическая. Темный подвал, в углу его пятно света, а в нем мелькает сама по себе рука с отверткой. И больше ничего не видно. Вот бы такое Грибкову приснилось.
Папа вывернул последний шуруп, подцепил отверткой край доски и приподнял ее. Она так недовольно крякнула, что мы вздрогнули.
Теперь стало совсем интересно.
Отложив эту доску в сторону, папа поднял еще две соседние. В полу образовалась длинная черная дыра. Просунув в нее руку, папа вытащил черный плоский чемоданчик-«дипломат». Что-то чуть слышно пробормотал, что-то проделал с замками (я догадался – они цифровые были), поднял крышку, посмотрел внутрь и удовлетворенно снова ее захлопнул.
А теперь уже интересно – просто невыносимо. Но мы пока терпели.
Взяв чемоданчик в одну руку, а фонарик в другую, папа пошел вдоль той стены, где он в прошлый раз вытаскивал кирпич. При этом он вел лучом света по стене, будто отсчитывал кирпичи, ища нужный.
Нашел, поставил чемоданчик на пол, вытащил все той же отверткой кирпич. Опять что-то чуть слышно бормотнул и запустил руку в дыру.
Ничего, конечно, он оттуда не вытащил. Кроме пальца. Глянул на него (наверное, глянул – мы ведь лица его не видели), брезгливо отшвырнул в сторону. Но не испугался и не заорал.
Заорали мы. Как выскочили, как выпрыгнули:
– Стоять! Руки вверх!
Папа даже не вздрогнул, только резко повернулся к нам. А в руке его появился пистолет.
А дальше… А вот дальше уже совсем неинтересно.
Потому что это был не папа.
Нет, может, он тоже чей-то папа. Но явно не наш.
– Что надо? – спросил он хриплым голосом. – Кто такие?
– Свои, – недолго думая, брякнул Алешка.
А я как заведенный автоматически добавил:
– Мы здесь живем.
– С папой, – подхватил Алешка.
– Он полковник милиции, – сообщил я.
Этими словами мы хотели прикрыться, как щитом.
– А я генерал, – сказал незнакомец. – Еще какой!
И, недолго думая, он сунул пистолет за пояс, подхватил одной рукой под мышку Алешку, а другой – чемодан и затопал по лестнице.
Я кинулся за ним, схватил Алешку за ноги и попытался выдернуть его из-под руки бандита. За что получил точный удар пяткой в коленную чашечку и от резкой боли грохнулся на ступени.
Когда я, прихрамывая, добрался до верхней двери, в ней снаружи щелкнул замок.
Вернувшись в холл, я распахнул окно и в свете фонаря у ворот увидел, как незнакомец запихивает брыкающегося Алешку в машину и садится в нее сам.
Выпрыгнув на улицу, я добежал до ворот в тот момент, когда ярко вспыхнули фары, взревел мощный двигатель, машина резко, визжа колесами, развернулась и помчалась по дороге.
– Дима… – услышал я слабый голос. – Это ты?
У ворот лежал наш участковый. Руки его были прихвачены наручниками к железным прутьям.
– Быстро, – сказал он, – в левом нагрудном кармане – ключик от наручников.
Я достал ключик, расцепил кольца наручников. Участковый встал, его пошатывало. Он сильно потер лицо ладонями.
– Беги за отцом! – приказал он. – Я постараюсь перехватить их у Рябинок.
И он, спотыкаясь и покачиваясь, подбежал к стоявшему неподалеку «уазику».
– Пусть захватит оружие! – крикнул он уже из машины. – Мой пистолет они забрали. – И он так рванул с места, что мне показалось, будто машина стала на дыбы.
Я бросился домой. Доигрались, думал я, а ведь предупреждал нас папа. А что с мамой будет? И я решил скрыть от нее нашу беду.
Постучав в окошко родного хозблока, я негромко сказал:
– Полковник Оболенский, выдь на минутку.
Окно тотчас распахнулось.
– Пап, Алешку украли, – прошептал я. – Участковый хочет перехватить их у Рябинок. Пистолет возьми.
Папа без лишних вопросов, успев крикнуть в глубину комнаты: «Я на минутку!», выпрыгнул в окно, одновременно засовывая пистолет под мышку, будто он специально лежал у него на подоконнике.
Мы молча пробежали несколько участков, потом папа перемахнул чей-то забор, бросив мне: «Жди здесь!» И я услышал дробный стук в окно, а потом папин голос:
– Петрович, я возьму твою машину.
Мгновенно вспыхнули фары, заработал двигатель, и рядом со мной оказался «жигуленок» с распахнутой правой дверцей.
Я нырнул в машину.
– Пристегнись!
И ни слова упрека.
Скажу честно: во время этой погони я почти все время сидел с закрытыми глазами. Такой сумасшедшей езды я даже в боевиках не видел. Ревел двигатель, визжали колеса, выбрасывая гравий на виражах, мелькали по обочинам деревья, тени, огоньки. Один раз, подкинутая на ухабе, машина пролетела несколько метров по воздуху и снова вернулась на шоссе – я чуть не прикусил язык при этом.
Папа ухитрялся гнать машину по ночной дороге, увиливая от всех препятствий и опасностей, и одновременно задавать мне короткие вопросы.
– Что ж, – пробормотал он, еще раз услыхав про Рябинки, – решение правильное.
Мы мчались в ночи со страшной скоростью. Но я не боялся разбиться. То есть боялся, конечно, но только потому, что тогда мы не сможем выручить из беды Алешку.
Папа сидел за рулем, как-то застыв, глаза его были прикованы к световому пятну наших фар, мчащемуся впереди нас. И только руки непрестанно работали, безупречно точно направляя машину именно тем путем, который сейчас был самым выгодным и безопасным.
Впереди показалась встречная машина. Папа чуть сбавил скорость. А машина вдруг замигала фарами и стала отходить к обочине, останавливаясь.
Папа затормозил и еще на ходу выскочил на дорогу, а навстречу ему уже бежал участковый.
– Все в порядке! – кричал он. – Все путем! Не волнуйтесь, товарищ полковник.
А за ним не спеша шел Алешка, хорошо видимый в свете фар, и почему-то плевался.
Папа подхватил его на руки.
– Ты чего! – возмутился Алешка и, отвернувшись, опять плюнул на дорогу.
– Ты чего плюешься? – испугался папа.