Следует передать Ташкентской ВЧК — пусть поинтересуются личностью святого имама Ходжи Хакима. К нему незадолго до бегства Алим-хан ездил за благословением. Не была ли эта поездка подготовлением к эвакуации сокровищ?

8 сент. 1920

На допросе водонос Абдулла-лятиф, обслуживающий дворец, показал, что в июле непосредственно из Арка вышел в путь караван, груженный какими-то ящиками.

От смотрителя Каршинских (Дарвазаи Ковола) ворот удалось узнать, что этот караван вышел именно через его ворота, то есть на восток…»

Васька уже собирался перевернуть страницу, как вдруг заметил на полях дневника еле заметную точку, поставленную шариковой ручкой.

Откуда у красного командира в 1920 году, дневник которого написан чернилами, слегка выцветшими от времени, могла взяться шариковая ручка? Выходит, пометки делал кто-то совсем недавно. Может быть, это был дед?

Решив повнимательнее смотреть на поля дневника, Васька перевернул страницу.

«9 сент. 1920

В последние дни перед штурмом в Арке наблюдалась подозрительная активность дервишей-каландаров. Они то входили, то выходили из Арка, причем никто из базарных торговцев не может точно поручиться — были ли это одни и те же люди или разные.

Предположение дикое, но и его не следует скидывать со счетов — не уплыли ли сокровища из Бухары мелкими порциями, с помощью дервишей? Ведь их, как правило, не трогают ни басмачи, ни бандиты…

Закупили сегодня на базаре дыни с бахчи. Ничего вкуснее и нежнее до того не ел. Но жажду эти дыни, увы, совсем не утоляют…

15 сент. 1920

В связи с порученным делом меня отзывают в Ташкент.

Жаль оставлять своих ребят, да и в Бухаре есть на что посмотреть, но придется оставить археологические изыскания до мирных времен…» Васька поднял голову от рукописи. Выходит, его прадед тоже не был чужд чувству прекрасного. Так вот почему дед подался сначала в разведку, а потом в искусствоведение — гены сработали!

«7 нояб. 1920

Праздновали годовщину Октября. За осень удалось сделать немало, но результата, увы, пока нет. Чирикают воробьи, а Ходжа Хаким, говорят, совершил хадж в Кент…

Повезет — разберемся и с этим.

16 нояб. 1920

Меня отзывают в Москву! Дела, касающиеся эмирской казны, передают чекистам. Какая жалость! Но революционная дисциплина есть революционная дисциплина. Завтра выезжаю в Томск…»

Переворачивая страницу, Васька еще раз осмотрел поля рукописи и снова заметил крохотное пятнышко на полях, как раз напротив записи от 7 ноября. Васька постарался дословно запомнить этот текст и снова склонился над рукописью.

Но, увы, читать больше тут было нечего — часть страниц, в начале и в конце тетрадки — была вырвана.

– В таком виде дневник к нам и поступил из архивов госбезопасности, — стала оправдываться Зухра, — это все, что осталось…

Подождав Зухру, которая аккуратно запаковала все бумаги в контейнер и поставила его на место, вся компания вышла на улицу.

Дневная жара спала, оставив после себя дрему и негу.

Ветви ивы над темным прудом устало свесились в воду, пыльные листья вишен в парке чуть подрагивали в такт теплому, как парное молоко, ветру.

От всего этого походка у Васьки становилась расслабленной, мысли медленно вязли в каком-то болотном безразличии, глаза, будто сами собой, закрывались.

Но Васька прекрасно понимал, что спать сейчас — не время.

Они напали на след! Дед явно делал пометки в дневнике неспроста — просто так он никогда ничего не делал, это Васька знал точно.

Дед, вероятно, подошел к тайне клада эмира бухарского совсем близко — иначе зачем бы он так спешно улетел в неблизкий Ташкент?

Найти его теперь здесь можно только одним способом — разгадать примерное местоположение клада…

– О чем задумался, Василий? — с улыбкой хлопнул его по плечу Тахир.

– Да все о том же, о своем родственнике бедовом, — признался Васька.

– Да-а, дед у тебя боевой, — не расслышал Тахир, — равно как и прадед. Если и ты в ту же породу пошел, то найдешь ты своего деда — не сомневайся. А мы с Игорем поможем, чем сможем. Я попрошу моих друзей из милиции проверить — не регистрировался ли он где по приезде. Опросим шоферов на автостанциях, билетных контролеров на электричках, кассиров. Не иголка твой дед — найдем!

После сытного плова и дневной жары ужинать совсем не хотелось.

Тахир, всю жизнь проживший в Узбекистане, это понимал. Но врожденное чувство гостеприимства не позволяло ему оставить гостей без сытного ужина, и потому он пошел на маленькую хитрость:

– Чаю попьем, а больше, наверное, ничего не будем, — пообещал он, ставя на огонь чайник.

Тахир заварил зеленый, а не черный, к которому привыкли гости из Москвы, чай.

– Зеленый чай немножко для вас странным будет, — пояснил он, — но его большее выпить можно — он не такой крепкий, как черный, и на сердце не так давит…

К чаю Лейла принесла черешни, сладкую нишалду, кос-халву и сахар-нават.

Зеленый чай действительно казался странноватым, но — вот чудо! — после третьей пиалы Ваське стало легче дышать и будто бы даже прибавилось сил!

Тахир, видя, как гости опустошают чайник, подмигнул Лейле, и та, взмахнув своими косичками, тут же исчезла, чтобы через минуту появиться с большим блюдом зелени и салатов.

– Попробуйте вот этот, — указал клинком ножа-пчака Тахир на салат из помидоров. — Он называется кисло-сладкий.

Васька зачерпнул салат раз, другой и принялся поглощать его с не меньшей скоростью, чем до этого — чай.

Кислый сок со сладковатым привкусом от спелых, сочных помидоров, пряный аромат черного перца разожгли в Игоре и Ваське такой аппетит, что от предложения Тахира поесть еще немножечко плова никто уже не отказывался — ни бурно, ни ради приличия.

Ужин прошел в разговорах.

Игорь, Тахир и Васька размышляли вслух о том, куда мог направиться Петр Никодимович из Ташкента.

Вообще-то из столицы Узбекистана легко было попасть в любой областной город Средней Азии, но методом исключения из сферы поисков они отпадали один за другим.

Бухару, Самарканд, Чимкент, Нукус было решено скинуть со счетов, потому что туда легче было прилететь прямым рейсом из Москвы, чем транзитным через Ташкент.

Коканд, Маргилан, Фергана отпадали по причинам исторического характера — по версии Игоря клад там оказаться не мог, а следовательно, и искать Петру Никодимовичу его там было бы бессмысленно.

Термез — самая южная точка Узбекистана, соприкасающаяся с Афганистаном — был отметен по той причине, что ничто не указывало на желание эмира бухарского эвакуировать свои сокровища в Индию через Афганистан.