— Анна, пожалуйста, покажи ему, где выход.

— Я бы пренебрег своими обязанностями финансового советника, если бы не предупредил, что вы совершаете большую ошибку, мистер Корбетт.

— Я считаю, что вы меня предупредили. До свидания, Ломакс. Скажите своим дружкам из ИДП…

— ИПД.

— Не важно. Передайте им, что мое ранчо не продается. И больше меня не беспокойте.

Он вышел из комнаты и стал подниматься на второй этаж.

Эмори про себя отчаянно ругался. Как только Корбетт исчез из вида, банкир повернулся к Анне.

— Он еще передумает.

Она покачала головой. Эмори с улыбкой посмотрел на нее.

— Если бы решать пришлось вам, что бы вы решили? — Подчеркнув последние слова, он слегка коснулся ее груди указательным пальцем.

Она быстро повернулась спиной и направилась к выходу.

Эмори пошел следом, но у самой двери остановился.

Со стариком не удалось договориться. Корбетт остался непоколебим. Надо пробовать что-то еще.

Снова обращаться к Джесси Гарсии крайне рискованно. Конечно, Гарсия не продержался бы так долго, если бы был ненадежен. Ваши пятьдесят долларов покупали не только его услуги, но и его молчание. Гарсию еще ни разу не ловили.

Обычно он поручал работу какому-нибудь приехавшему издалека нуждающемуся родственнику, который все и выполнял, в то время как Гарсия сидел дома с дюжиной свидетелей, готовых подтвердить его алиби, причем Гарсия забирал себе львиную долю вознаграждения.

Тем не менее все когда-то случается впервые. Его родственник может проявить небрежность, и его поймают. Тогда он укажет пальцем на Гарсию, а тот производит впечатление человека, который продаст и мать родную. Эмори не хотел быть первым, кого выдаст Джесси Гарсия. Он больше не станет обращаться к мексиканцу.

Вряд ли что даст и эта чепуха насчет Карла Херболда. До сегодняшнего утра, когда его секретарша напомнила ему о предстоящей встрече, он даже не знал, что беглый заключенный имеет отношение к Корбетту. Кстати, он и не нуждался в ее напоминании и уже собирался сообщить об этом миссис Пресли, как вдруг она сказала:

— Бедняга Делрей! Он никогда не сможет искупить тот грех, что воспитал таких дрянных мальчишек.

Следующие полчаса она делилась с Эмори всеми пикантными подробностями относительно Сесила и Карла Херболдов.

Конечно, Эмори, сделал печальное лицо и все время хмурил брови. Разумеется, он постоянно повторял: «Ай-яй-яй! Какие гнусные дети!» Но мысленно потирал руки от удовольствия.

Он получил информацию, которая могла пригодиться ему в борьбе против отвратительного старика.

Когда Эмори упомянул имя преступника, это действительно произвело ошеломляющий эффект. Но поскольку Херболда наверняка вскоре схватят, этот аргумент потеряет свое значение и Эмори вернется к тому, откуда начал, то есть к нулю.

Успех может принести только Анна Корбетт.

Эмори пододвинулся к ней ближе.

— Анна, вы можете читать по моим губам?

Она кивнула. Он улыбнулся.

— Это хорошо, поскольку я хочу, чтобы вы поняли, как важна эта сделка для вашего будущего. Подумайте о тех деньгах, которые перейдут к вашему сыну. На вашем месте, — сказал он, взяв ее за руку, — я бы при случае постарался обеспечить безбедное будущее себе и ребенку. — Эмори погладил ее па руке. — Такая возможность может больше не повториться. Я просто рад, что могу вам ее предоставить. — Он еще раз погладил ее руку. — Не встретиться ли нам как-нибудь наедине и все обсудить?

Иногда он бывает таким умным, что самому страшно. Как он и догадывался, этой женщине не хватает ласки. Он это понял при первой встрече. Несмотря на свой строгий вид, она млеет от мужского внимания. От ухаживания молодого мужчины. Очевидно, свекра ей недостаточно. Какая захватывающая перспектива! Молодой петушок, вероятно, заставит ее сходить с ума в постели.

При одном его прикосновении все ее высокомерие сразу улетучилось. Теперь она казалась невинной и испуганной, робкой и в то же время сексуальной. Закусив нижнюю губу, Анна посмотрела на лестницу, словно подросток, который боится, что его заметят бдительные родители, и опустила ресницы.

Стараясь успокоить дыхание, она слегка вздрогнула, затем высвободила руку и, улыбаясь, что-то показала знаками.

Эмори наклонился к ней поближе.

— Я не знаю, что вы сказали, но, должно быть, это что-то очень хорошее. — Он еще раз сжал ее руку и подмигнул. — Буду держать с вами контакт.

Джек вернулся из поездки, когда уже стемнело. Как ни странно, несмотря на жару, Делрей и Дэвид все еще находились на веранде. Джек не собирался никому мешать и только удивлялся тому, что до сих пор не уволен.

Вчера он явно полез не в свое дело, с головой окунувшись в бурные воды душевного конфликта якобы для того, чтобы спасти тонущего в нем человека, который об этом не просил. Теперь, сутки спустя, Джек все еще ругал себя за то, что спросил у Делрея, как давно тот любит свою невестку.

Какое ему до этого дело? Да никакого. Не считая того, что Делрей расстроился, когда увидел, что они с Анной были одни в сарае. И еще Делрей подозревал его в отравлении скота. Джек полагал, что это давало ему некоторое право высказать свое мнение. Но даже если так — вопрос был неуместен, и Джек знал это, когда его задавал.

Делрей, естественно, был взбешен и так быстро повернул голову, что непроизвольно повел в сторону руль. Грузовик свернул с дороги. Делрей успел вовремя нажать на тормоза, не допустив, чтобы пикап свалился в кювет, но по инерции машина все же проползла какое-то расстояние, прежде чем остановилась.

Делрей повернулся к Джеку ^ и тот увидел, что у старика на лбу вздулись вены.

— Не знаю, из какой сточной канавы ты вылез, но мысли у тебя грязные. — Он так шумно дышал, что вынужден был остановиться и перевести дыхание. — Скажу тебе прямо. Я и пальцем до Анны не дотронулся. Между нами ничего недостойного не было.

— Я тебе верю, — сказал Джек. — Я спросил тебя не о том, сколько ты с ней спишь, а давно ли ты ее любишь.

Делрей зло посмотрел на него, но Джек не уступал. Он знал, что прав. Реакция Делрея его в этом убедила.

Сгорбившись на сиденье, Делрей закрыл глаза рукой и сидел так целую минуту. Джек ждал, прислушиваясь к гулким ударам своего сердца. Это были долгие шестьдесят секунд.

Когда наконец Делрей отнял руку, казалось, что она весит не меньше тысячи фунтов — так тяжело она упала ему на колени. Глядя перед собой потухшим взглядом, он выглядел постаревшим, раздавленным и очень печальным.

— Она знает?

Делрей покачал головой.