Мысль о Картере, который вдруг позаимствовал стиль Гул лита, завела его. Теперь, в конце футбольного сезона, когда уже закончились потасовки в Бирмингеме, газеты ищут, кого бы объявить новым врагом общественности. Как всегда, лето — это хиппи, рэйверы и туристы, именно они нагнетают обстановку. Балти никогда не воспринимал всерьез этих белых с дредами, ну что за дрочилы! Он никогда не интересовался особенно Стоунхенджем и языческими верованиями и традициями, хотя масс-медиа всегда разоряются на эту тему в пору летнего солнцестояния, объявляют, что над демократией нависла угроза анархии, и проповедуют христианский образ жизни. В общем, один хрен все эти таблоиды — комиксы чистой воды, так что он не воспринимал их всерьез. Он начинал видеть в этом логику. Карен привела его в чувство, показала все в обратном порядке, от упадка к панку, помогла увидеть, как это анархическое движение менялось и развивалось снова. Она просто отличная, эта Карен. Что и требовалось доказать, как говорится. Он не верил во всю эту чушь, чары, обаяние и так далее, это просто перебор с наркотиками, от чего все напрочь посвихивались, но в этом есть смысл — просто удрать. Вот уже пять месяцев он болтается без работы не пришей к кобыле хвост, ходит и ищет работу и так и не находит, просто шатается без дела. Разве это жизнь? Хотя он и не говорит о Гластоибери. Там просто очередное дрочилово. Платишь бешеные бабки, чтобы постоять на поле. Играешь в того, кем ты не являешься. Надо перестрелять всех парт-таймеров. Как в футболе. Все эти пиздюки, которые являются на игры пять-шесть раз за сезон и занимают самые дорогие места. Раз в пару месяцев как будто выходят погулять, да это ж обоссаться. Это все чужеродное, это не может стать частью твоей жизни только потому, что ты видел их фото и читал их интервью, но Карен разделалась со всеми этими предрассудками, и все стало ясно. Словно это никому не могло принадлежать.

Отличная она, эта Карен. Он был бы не против познакомиться с девицей, похожей на нее. В первые несколько месяцев парии о ней ничего не знали, а потом Уилл привел ее в паб, и все было просто чудесно. Ее сразу приняли за свою. Она всем понравилась. Она имеет свою точку зрения и способна заставить тебя думать. Посмотреть на происходящее под другим углом. Это не какая-нибудь неряшливая корова, которая все время хихикает, и не кусок мяса, который все время разглагольствует, пытаясь потешить свое эго. Карен была в себе уверена. На сто процентов. Теперь она приходила достаточно часто, и никто из парней на это не жаловался, а ведь они частенько бывали недовольны, если какая-нибудь телка преследовала их по пятам. Карен не пыталась косить под всехнюю мамашу, ничего подобного, она скорее была всем как сестра. Но и так тоже неверно. На самом деле она просто друг. У нее другой подход. Она умеет заставить тебя думать. Но самое главное, что она честная. Отлично подходит Уиллу. Балти не нравились позерши. Этим его бесил Манго. Причем хронически. Телка, сидящая рядом с ним, тоже его бесила. Но зато она красавица. А он и не думал раньше, как сильно это влияет на отношения, сексапильность и так далее, и что он должен теперь делать? Прикусить губу и вести себя как ни в чем ни бывало, втайне надеясь, что все же получится ей присунуть? Надо сделать вид, что ты под впечатлением от ее кольца в сиське.

— В прошлом году я начал оттягивать свои яйца, — соврал Балти. — Навешивал гирьки, аж мошонка вся провисла. Как только они оттянулись на пару дюймов от мошонки, я подвесил еще гирек, и теперь у меня яйца по колено. На это ушло какое-то время, но в конце концов они отвисли. Это такая вещь, которую просто надо сделать, заставить себя перетерпеть, несмотря на боль. Я пострадал за этот боди-арт. Все, что тебе требуется, так это время и немного терпения. У меня было свободное время, я тогда работал сам на себя, хотя, конечно, живешь весь в нетерпении, потому что хочется быстрей посмотреть на результат.

Он пошлепал себя по левой ноге. На лице девицы промелькнуло подозрение. Словно она начала догадываться, что ее разыгрывают, но все же колебалась, пытаясь себе представить вытянутую мошонку и пару яиц, парящих в вакууме. Она вперилась в его лицо, ища ответа, по Балти продолжал сидеть, полный достоинства, и сдерживал улыбку. Теперь, казалось, она начала беситься. Сделала глоток из своего стакана и посмотрела куда-то вдаль, затем многозначительно глянула на свою подругу, а потом на туфли, которые, по подсчетам Балти, должно быть, нанесли непоправимую брешь ее бюджету. Это как выбросить деньги на ветер; когда живешь на какие-то копейки, понимаешь это куда как отчетливо.

— Я привязывал их к левой ноге, потому что я правша, не хотел напрягать вены. Могу теперь болтать ими из стороны в сторону. И мой дружбан тоже. Мы — Братья Во Яйцах. Странно, что ты о нас еще не слышала. Мы тут — местные знаменитости. Яйца до колен, теперь нам предстоит работенка с потрохами — набить их как следует.

— Офигенно, мой Брат Во Яйцах, — прокричал Гарри, хватая своего приятеля за колено с видом, что сжимает ему яйца. — Прямо как эластичные трусы. Когда ты привешиваешь гирьку, то кожа растягивается, и когда ты убираешь вес, то яйца притягиваются обратно к телу. Это как игра в пинг-понг.

— Это как-то влияет на тебя, когда ты с женщиной? — спросила вторая из этих двух, придвинувшись ближе и пристально вглядываясь в лицо Гарри, возможно, в этом была издевка, в это время ее подруга заерзала, устраиваясь поудобнее. — Если кожа так растянута, должно быть, все делать гораздо труднее?

— Нет, просто нужно подключать воображение, вот и все, — заржал Гарри.

Он снова вспоминал прошлую ночь, ему приснились две женщины, и он оказался с ними на вершине холма. Он плохо спал, за окном было жарко и влажно, лето пришло рано, принеся с собой все прилагающиеся эффекты глобального потепления и городского загрязнения. От этих перепутавшихся времен года он стал плохо спать. Все встало с ног на голову. Зимой ему снились тропики и психоделические джунгли, где окружающая действительность взрывалась жизнью и звуками, естественный мир перемешался с технологиями будущего, индейцы майя притворялись ацтеками, а на входе всех приветствовал Фрэнк Бруно. А теперь почти уже лето, он оказался в странной вересковой долине, без крыши над головой, в компании семи тысяч черно-белых призраков. Он был частью пейзажа, вокруг царил холод, трещины в небесах, трещины в сломанной фарфоровой кости. На плоском камне лежала женщина в белом одеянии, а женщина в черном одеянии стояла позади, у окаменелого дерева. У мертвого дуба, единственного дерева в поле зрения. Женщина, лежащая на камне, была живая, просто погрузилась в мир грез, наевшись специальных грибов. Она была в бессознательном состоянии, ее мозг кипел, оживляя в памяти все, что она видела раньше. И почему-то именно Гарри и Балти должны были убедить ее, что надо продолжать жить дальше, она увидела ворону, та била крыльями в воздухе, и женщина была способна следовать этим вибрациям, чувствовать их прямо через воздух, но это не значило, что скучная повседневная жизнь не стоит того, чтобы жить.

А еще там были старцы. С длинными бородами и слегка ссутулившиеся. Волшебники Мерлины, только без волшебства. Конец был близок, они были одеты в лохмотья. Пара бродяг на вершине холма, окруженные древними плитами, не знающие, что делать дальше. Потерялись на своем пути. Балти наклонился вперед, и глаза женщины распахнулись. Гарри помнил эти черные круги, пустоту, глаза без зрачков. Тонкая белая рука притянула к себе Балти. Женщина перевернулась на бок, и Балти скользнул на камень. Гарри отвернулся, но услышал их стоны. Она была ведьма, высасывала сопротивление Балти. Гарри попытался сказать что-нибудь, но из его рта не раздалось ни звука. Он ушел с участка, услышал за спиной шаги другой женщины, но торопился навстречу оранжевому сиянию Лондона. Один раз он обернулся и увидел, что на второй женщине теперь натянута истершаяся резинка, и ее голова стала головой гигантского насекомого. Лондон был в огне. Он понесся прочь с вересковой долины, и от его пота промок весь матрас.